Сознание можно и ощутить и даже пощупать. Степаныч

Автор Шевцов А.А.
15.08.2006 г.
Мазыки

Я уже много рассказывал о Мазыках, но в этой книге надо кратко повториться, чтобы не читавшему мои предыдущие работы все было понятно.

Мазыками называли себя офени — те самые коробейники, о которых поется в старой русской песне. Офени жили на территории теперешних Владимирской и Ивановской областей, занимая местность от Коврова до Шуи с запада на восток и от Южи до Суздаля с севера на юг. Иногда их называли Суздала, иногда ходоки или ходебщики. Они ходили со своими коробушками или разъезжали на телегах с мелким товаром по всей Руси Великой и даже за ее пределами.

Офени создали тайный язык — маяк, как создавали в старину свои языки все ремесленные цеха. Через Владимирский централ — основную пересыльную тюрьму царской России — их язык закрепился у воров под именем фени, маяков и музыки. Музыка явно происходит от второго самоназвания офеней — Мазыков. Мазыки, очевидно, есть искажение офеньского самоназвания — мае, масыга, что в свою очередь, видимо, лишь чтение наоборот местоимения сам — я сам.

Однако мои «информаторы», как это принято называть в этнографии, а лучше, мои учители, говорили, что мазыки это искажение слова музыки, то есть скоморохи. И свои знания они вели от скоморохов, которые, как они утверждали, осели среди офеней при Петре Первом. Насколько это достоверно, я не знаю. Документальных подтверждений нет. Но если учесть, что с конца XIX века офени как сообщество, основывающееся на торговле вразнос, исчезает, убитое появившейся железной дорогой и ростом крупной промышленности, а сами офени постепенно растворяются в местном населении, то ясно, что для сохранения тех знаний, что мне довелось собрать, нужна была какая-то особая культура. Некая общественная среда, способная хранить и передавать. А ею может быть только сообщество, воспитанное в определенных обычаях.

Впрочем, и она не выдержала испытания советским строем. Я видел детей и внуков моих учителей. Они не только не хотели брать всего этого, но даже стыдились своих дедов, считая их «ненормальными». Это, пожалуй, верно…

Сознание можно и ощутить и даже пощупать. Степаныч

Мне довольно сложно рассказывать о мазыкских представлениях о сознании по двум причинам. Во-первых, никто из них никогда не читал мне об этом каких-то лекций, так чтобы это можно было записать, тем более процитировать. Все знания были как бы растворены в общей ткани разговоров и действий, и их теперь непросто отделить от того, как я все это понял. Во-вторых, с первых же встреч с этими людьми я был погружен в прямую работу с сознанием с такой силой, что просто стал видеть сознание так же, как и они. И потом все рассказы ложились на это видение, а вовсе не на какие-то научные мнения и сомнения. И когда я сейчас рассказываю о сознании, я очень часто замечаю, что меня не понимают, потому что исходят из другого основания.

Поэтому я сначала постараюсь воссоздать ту обстановку, то состояние ума, в котором я учился у Мазыков. Это значительно облегчит понимание меня. Даже если вы не согласитесь с тем, что сознание таково, вам хотя бы будет понятно, почему я говорю о нем таким образом. Для этого я вначале просто приведу рассказ, написанный лет восемь тому назад, который я публиковал когда-то под именем Алексея Андреева '.

В нем описывается подлинное событие. Но до тех пор, пока я учился и не овладел по-настоящему тем, что делали учившие меня люди, я писал под другим именем, пытаясь этим показать, что передаю не собственные знания.

Рассказанное относится к лету 1985 года, когда я только начал свои этнографические сборы. В 1991 году я попросил у последнего из стариков — Похани — разрешение рассказывать об этом людям. Он сказал:

— Ну, уж раз ты все равно решил учить других, так уж хотя бы учи так, чтоб учиться самому.

Поэтому я начал преподавать то, что сами Мазыки называли Хитрой наукой. Как русскую этнопсихологию или народную психологию русских. И преподавал всегда так, чтобы не только убедиться, что я знаю то, чему учу, но и владею им на деле. Такой подход, как вы понимаете, ставит перед преподавателем жесткие требования к самому себе.

В итоге мой семинар превратился в экспериментальную психологическую лабораторию, где искренне проверялось все, чему учили. И я однозначно могу сказать, что не описываю в этой книге ничего, что не прошло бы множественных проверок на огромном количестве добровольцев. Иногда в работах, подобных описанным дальше, участвовало до нескольких сотен человек сразу.

Семинар наш жив и все еще работает при УРНК (Училище русской народной культуры) и при Академии Самопознания, так что все это можно при желании опробовать и проверить на себе или научиться подобной работе.

Благодаря этому, мой рассказ из мистического тайноведения превратился в этнографическую запись. Просто так делали, и так может любой человек, который увидит сознание так же, как и мазыки.

Единственное, о чем еще надо предупредить, это то, что мазыки, считавшие себя потомками скоморохов, владели особым видом пения, называющимся у них Духовным. Рассказом про Степаныча я в той публикации пояснял, как они пели.

Шевцов А.А.