✅ УЛЬЯНА БАБКИНА — НАРОДНЫЙ МАСТЕР КАРГОПОЛЬЯ. Среди народных мастеров нашего...

✅ УЛЬЯНА БАБКИНА — НАРОДНЫЙ МАСТЕР КАРГОПОЛЬЯ

Среди народных мастеров нашего времени имя ее одно из самых известных. Последние пятнадцать лет не устраивалось ни одной выставки произведений современного русского народного искусства, где бы не было показано творчество каргопольской мастерицы Ульяны Бабкиной. Произведения ее хорошо знакомы не только советскому, но и зарубежному зрителю. Игрушки мастерицы экспонировались на выставках в странах Европы, Азии и Америки. Они хранятся сегодня в многочисленных частных коллекциях и в лучших музейных собраниях нашей страны. К ней приезжали художники и искусствоведы, этнографы и писатели, шли многочисленные туристы из самых далеких мест. Чем же так замечательна была мастерица и ее игрушки? Жила Ульяна Ивановна Бабкина в деревне Гринево в 17 километрах от города Каргополя. Жила в отчей зимней избе с покосившимися от времени углами, кривыми стенами, маленькими подслеповатыми окнами даже тогда, когда почти все покинули деревню. Зимовка стояла вдоль Пудожского тракта, среди островка елей и берез, посаженных когда-то ее родителями. Поднявшись по шатким ступеням через темные сенцы, попадали вы внутрь дома. Почти половину его занимала искусно сложенная печь, с большим зевом. В ней Ульяна стряпала, на ней грелась в долгие студеные зимы, на ее угольях обжигала игрушки. Сама Ульяна — маленькая, подвижная старушка с высоким лбом и веселыми, по-детски озорными глазами. Хоть и не велика ростом, да значительна. И ощущалось это, лишь только заговоришь с ней. Про нее говорили, что она с угощением готова и душу на стол выложить. Но когда грустила Ульяна, то на глазах становилась совсем маленькой. Родилась Ульяна Ивановна Бабкина в 1888 году. Ее родители, деды и прадеды — все были крестьянами деревни Гринево. Основным занятием гриневцев было гончарство, развивавшееся издавна на основе местной глины. Из нее гончары делали кринки и жарёхи, корчаги и цветочники, пользующиеся большим спросом у населения. А для детской забавы лепили и красили игрушки. Для дома и на продажу. Изделия гриневцев расходились далеко за каргопольские пределы, их возили вниз по Онеге до самого устья, в Вельск, Пудогу, Шуньгу... В конце прошлого — начале нашего века в Гриневе и Печникове, где жили гончары, можно было еще наблюдать древнерусский уклад жизни. Его любовно чтили в народе, и особенно ревностно охраняли его в семьях хозяйки. В каргопольских деревнях строили дома-хоромы, одевались в богатые одежды по моде XVII—XVIII веков. Повсюду можно было услышать былины киевских времен, старые духовные стихи и исторические песни. Недаром, по мнению известных исследователей русского фольклора А. Ф. Гильфердинга, П. Н. Рыбникова, В. Ф. Миллера, в крае был живой очаг эпической традиции Древней Руси. И сохраняли его простые крестьяне. Древние образы продолжали жить в орнаменте вышивки и ткачества, глиняной игрушке, резьбе и росписи по дереву. В работе каргопольских гончаров было свое разделение труда: лепили игрушку, как правило, мужчины, а расписывали — женщины. И это было вполне закономерным: мужскому труду привычнее было иметь дело с объемом, мужчина лучше чувствовал пластику, форму, ее внутреннюю соразмерность. С этим сталкивался он в плетении, плотницких, столярных и токарных работах. Женщине в то же время ближе был сам орнамент, его композиция и цветовое решение. Эти навыки вырабатывались в узорном ткачестве и вышивке, в украшении одежд. В крестьянской семье женщина была хранителем старых обычаев и обрядов, направленных на благополучие и умножение своего рода. Многие из таких обрядов следовало скрывать от мужских глаз. И понятно, что именно для женщины многие, казалось, ничего не говорящие постороннему глазу, черты были отмечены определенным смыслом. Именно поэтому в мужской росписи игрушек сильнее чувствуется стремление приблизиться к натуре, тогда как роспись женщин отличается образностью, опирающейся на старый канон. У. И. Бабкина. Собака с гармонью в санях и возница. 1960-е гг. Среди ЛУЧШИХ мастеров Гринева в советское время были И. В. Дружинин (1887—1949) и Е. А. Дружинина (1899—1978): их игрушки хранятся теперь во многих музеях. С малых лет и Ульяна стала помогать в домашнем хозяйстве, в ремесле родителей. Не один год месила ногами холодную глину, потом села за гончарный круг делать посуду, лепить игрушки. В конце 30-х годов к игрушкам ее стал проявляться интерес. Ульяна Ивановна рассказывала радостно: «Я опять бобки делаю, берут их хорошо. Спасибо односельчанину Егору Черепанову, он в «Крестьянской газете» работает, ко мне хвост-то и притянул». Тогда же, а это было летом 1947 года, приехала к ней Г. С. Маслова — ученый-этнограф из Москвы. Купила для музея игрушки, а вскоре их фотографии опубликовала в научном сборнике. Но для широкого круга любителей народного искусства имя Ульяны Бабкиной стало известно значительно позже. Второе открытие замечательной мастерицы связано с 60-ми годами, когда среди широких слоев общественности появляется интерес к народным традициям. Бесчисленные туристские тропы пролегли по северорусским землям, где сохранилось до наших дней богатое художественное и духовное наследие народной культуры. И каждый, кто путешествовал тогда по Каргополью, был наслышан об Ульяне Ивановне Бабкиной и ее игрушках. В ту пору дом мастерицы всегда был полон гостей из разных концов страны. Их привлекали сюда не только искусные игрушки, но и необыкновенная личность народного мастера. У. И. Бабкина. Крестьянка с муфтой, «Кадриль» Кормилица (Гармонист с собакой, с младенцем) . Танцующая пара, 1960-е гг. Ульяна не могла не создавать свои игрушки, они были продолжением ее жизни, ее существа. Рождение их можно было сравнить лишь только с песней — столько было в этом легкости и внутренней ритмики. Делала мастерица свои игрушки то под протяжно распеваемую сказку, то под задорную частушку, под напев старой песни, перекликавшейся с образами глиняных фигурок. Она не обдумывала, что и как лепить, каким цветом красить. В какую баночку ни макнула бы кисть, всякий цвет приходился к месту. В ее образах живет детская непосредственность. Сделанные, словно шутя, игрушки, выйдя из рук мастерицы, продолжают жить своей самостоятельной жизнью. В них даже запечатлелось настроение создателя. Они были то печальней, то смешливей. Игрушки, сделанные летом, отличались от зимних. Одни — более яркие, цветные, звонкие, словно облитые ослепительным солнцем. Сделанные осенью получались мягче, золотились охрами. Зимние — торжественные. Их выделял белый и черный, синий и темно-красный цвета. Интересно заметить, что игрушки, расписанные мастерицей в тяжелую для нее пору, были черно-белыми с резкими ударами яркой киновари. Все образы рождались так, будто были они для Ульяны Ивановны живыми существами. Один из любимых ее образов — «коровушка». Она лепила ее и приговаривала: «Губы сделаю коровушке толстые, чтоб травку щипала, рот большой, чтоб весело мычала. Рога — словно два полумесяца и вымячко полнехонько. У этой коровы много молочка — деткам на радость. Выкрашу ее черной, а голова белая будет. Ножки тоже почерню, копытца высветлю, на боках белые круги, а в них алые кресты наведу. Корову с крестом никто не достанет, эта корова знаменитая! — А волк почему синий? — спрашивали ее. — Каким же его рисовать? Я по лесу иду, а он мне навстречу. Поди-ка, шумлю, он и побег. Волк-то добрый, знать, был, не злой. Вот и крашу его синим. А этот — черный. Он овечку ухватил. Я его прежде черным покрасила, потом синей кистью звезды на спине навела — ночью ведь он приходил». У. И. Бабкина. Олень. 1966 В этом объяснении мастера раскрывается не только глубоко нравственная основа народного творчества, но и постоянная осмысленность его. Ничего нет бездумного в нем, ничто не бессмысленно, как думают и пишут порой многие. В творчестве Бабкиной часто встречается древний образ — получеловек, полуконь — Полкан. Мастерица изображает его наполовину бравым генералом: грудь крепкая, лицо круглое с окладистой бородой. А туловище — словно у коня и на ногах копыта. Легким росчерком кисти синей и красной краской румянила ему щеки, писала она бороду, наводила эполеты и портупеи. На груди изображала лучистое солнышко. Про Полкана она рассказывала, что был богатырь, прежде жил, копыта у него золотые, что делать его она у отца выучилась. Народная фантазия сохранила в памяти этот древний образ не случайно. У. И. Бабкина. Вершник на олене. 1960- е гг. Полкан (Полехан) был родственным древнеславянскому Яриле — божеству весеннего солнца, недаром и праздновали их в народе в один месяц и день. Славяне почитали его полубогом и приписывали ему «невоображаемую резвость и быстроту» . В XV веке образ Полкана чеканили на русских монетах, позже изображали в изразцах. Лет сто пятьдесят тому назад вспоминали его в сказках, преданиях и заговорах как доброго, огромной величины богатыря. А Ульяна Ивановна лепила еще женку его — Полканиху, изображение которой встречаем мы в последний раз в книжной графике XVII века. И как известная северная сказительница М. Д. Кривополенова (а у этих выдающихся русских женщин было много общего и в характере, и в судьбе), сохранившая для потомков давно забытую былину о Вавиле, так и Ульяна Бабкина донесла до нас древние образы народных преданий. Но чаще темы произведений Бабкиной связаны с трудовыми буднями села, с народными веселыми праздниками. Это — то катания в лодках, то в санях. С задором, даже озорством лепила и красила мастерица «кадрили» с лихими гармонистами и танцующими парами. Нередко глиняные игрушки изображают добродушных крестьянок с полными блюдами кренделей, хозяек с корзинами, нянек и «кормилиц» с младенцами на руках или сельских модниц с муфтами, в широкополых шляпах. Л.Е. и Н.Е. Дружинины. Баба с птицей. 1976 Лепила Ульяна охотника и кузнеца, деревенского всадника и возчика. Среди ее глиняных фигурок есть «Борьба охотника с медведем», «Черные волки», «Медведь и корова», и древние языческие образы Полкана и Полканихи, птицы Сирин, древа жизни с сидящими на его ветвях птицами. Но и эти последние ближе к доброй сказке, чем к древнему мифу. На ее игрушках хоть и лежит печать глубокой архаики и в манере лепки, и в системе росписи, в орнаменте, но воспринимаются они как высокий пример подлинно народного художественного творчества именно наших дней. Ведь для Ульяны Ивановны важнее было рассказать в своих произведениях не столько об исторической судьбе местной игрушки и ее связях со старыми верованиями, сколько поведать о современных ей людях, о быте родной деревни, преломленных в сказочных образах. Для подрастающего поколения игрушки Бабкиной как и сказки, и песни, общение с самой мастерицей было первым ярким примером доброты, любви к красоте мира, а сама она, быть может, была первой их наставницей в жизни. Ее игрушкам свойственны не только конкретность творческого мышления и ясность художественного языка, но главное— поэтическое восприятие всего, что было вокруг нее. 0бразы свои наделяла она мягкостью и присущей ей добротой. Игрушки Бабкиной с детства учили любить человека, труд, свой родной край, его историю. Внутренняя сила, правдивость образов выразились в монументальности пластических решений. Обобщение здесь доведено до предела, контур фигурок очищен от всего случайного, строг и ясен. Порой своим видом игрушки Ульяны напоминают природную форму, едва лишь тронутую рукой человека. Этому способствует и сам способ лепки, когда большинство игрушек рождается из единого куска глины. По пропорциям своим фигурки людей приземистые и коренастые, плотные. Короткая крепкая шея переходит в круглое лицо с небольшим носом. У женских персонажей — юбка колокольчиком, у мужских — короткие ноги с чуть прогнутой стопой. Руки чаще прижаты и словно сливаются с торсом. Фигурки животных также просты. У них конические столбики ног (а у медведей крепкие лапы), немного вытянутые морды, намечены уши, небольшие рога и толстый хвост. Роспись лаконична. У человеческих фигурок белым красятся открытые части тела — голова и руки. Большими цветовыми пятнами отмечается одежда и уже сверху «пишется», по словам мастерицы, узор. Тычком кисти намечаются глаза, рот, нарумяниваются щеки. Наводится полосками киновари борода, ее оттеняют тонкие мазки синего цвета. Легким движением кисти наносится узор на вороте, на рукавах, на подоле. Животным мастерица белила морды, намечала глаза; вокруг рогов, хвоста, ног проводила цветные каемочки. На спинах писала узор елочкой, на боках ставила большие красные круги и косые кресты. Таких зверей называла Ульяна «знаменными». Но не всем давала она эти знаки, а только корове, оленю и лошади. Может быть потому, что в старой деревне, по поверьям земледельцев, эти животные олицетворяли собой само Солнце? Примечательно, что волку, медведю и собаке знака такого никогда не ставилось. В росписи, в ее размещении чувствуется строгая закономерность и законченность. Наиболее любимыми из цветов у мастерицы были: белый, желтый, охра, красный, синий и черный. В последние годы жизни работала Бабкина в основном клеевой темперой и гуашью, значительно реже акварелью и маслом, то есть тем, что присылали и привозили многочисленные гости и заказчики. В дом к мастерице любили приходить дети, они просили научить их «стряпать бобки». Так учила она будущих мастериц игрушек А. В. Завьялову и Л. Е. Дружинину. А. В. Завьялова, в свою очередь, «обучила игрушкам» Сергея Дружинина (1925— 1972), а Любовь Егоровна Дружинина — брата Николая. Из Гринева промысел расселился и по другим деревням района. Гончарное ремесло переняла семья Рябовых от родственницы Бабкиной в деревне Ананьино — Прасковьи Бабкиной. Ананьевская посуда стала одной из лучших на Каргопольском базаре. Учила Прасковья Бабкина сына Ивана делать игрушки, а он, в свою очередь, передал эти навыки своему сыну — С. И. Рябову (1912—1984). С.И. Рябов. Крестьянин с гармонью и крестьянка. 1976 Игрушки мастеров гриневского круга, и особенно У. И. Бабкиной, и сейчас являются высокой школой. Так, Д. В. Шевелев (1910—1980), гончар, ныне живущий в Каргополе, за основу своих игрушек взял пластическое решение Полканасо всадницей, и это придало его работе ясность и цельность образа. Внимательно изучают наследие старой мастерицы А. Ф. Шевелева (р. 1932) и В.Д.Шевелев (р. 1933). В манере лепки и росписи мы замечаем все больше черт, присущих творчеству Ульяны Ивановны. От этого игрушки Анны Федоровны и Валентина Дмитриевича не только не теряют своеобразия, но, наоборот, обретают какую-то внутреннюю одухотворенность и самобытность. И напротив, стоит только уйти от художественной системы, как резко меняется вид глиняных фигурок, они становятся обезличенными. Устоявшиеся приемы в работе нисколько не стесняют творческих возможностей мастера, не мешают игрушке быть современной. Процесс по осмыслению творческого наследия У. И. Бабкиной теперь лишь только начинается. И каждый из современных гончаров, особенно молодежь, пришедшая в промысел, кто обратится к этому наследию, получит представление о подлинно народном понимании красоты и смысла декоративного творчества.
Г.П.Дурасов