✅ РУКАВИЧКА. Жили-были царь и царица. У них не было детей. И вот це ле им.

✅ РУКАВИЧКА

Жили-были царь и царица. У них не было детей. И вот це ле им
помогли, дали им наговорной водици. Та царица воды выпила,
да оступилась и ковш выломала. В ковшу воду сука долизала,
и обе они враз понесли. Родила царица Ивана-Царевича, а сука
родила Онику - Сукина сына. И они растут и все друг другу
говорят: «Ты мне брат, ты мне любимый брат».
Ну, Иван-Царевич вздумал жониться. И они слыхали про
красоты Марфы-Царевны. Ну, лажно-хорошо, и поехали к ей
свататься. И зашли в избу, и их расспрашивают, они и говорят:
— Один из нас Иван-Царевич, а другой Оника — Сучий
сын.
А Марфе-Царевне Оника больше глядится. Она и говорит:
— Я за этого Иван-Царевича враз пойду.
А Иван-Царевич говорит:
— Ты, Марфа-Царевна, обшибочку дала. То Оника — Сучий
сын, мой любый брат.
Ну, Марфа-Царевна и разгорячилась. А Иван-Царевич
на ей обзарился. Вот они вышли на улку. Иван-Царевич на
крыльцо сел, а Оника — Сучий сын на задворки пошол. Подбежала
к ему собацка.
— Оника — сучий сын, прочь пойди: Марфа-Царевна икбт-
ница. Она вас со свету сживет.
Стал Оника — Сучий сын Ивана-Царевича упреждать,
а Иван-Царевич не послушался и на Марфе-Царевне обжо-
нился.
Вот приехали они в свое царство. Стали их спать валить,
а Оника и говорит:
— Иван-Царевич, она на тебе ногу бросит, а ты скажи:
«Я пить хочу» — и прочь уйди, а то она тебя задавит.
Вот они легли спать. Она на него ногу бросила, а он говорит:
— Я пить хочу.
И ушол от нее. А Оника зашол и стал ее вицей стегать.
Стегал-стегал и говорит:
— Будешь ли еще?
Она говорит:
— Нет, не буду.
Он ушол, а Иван-Царевич пришол и лег спать. А она думает,
что ее муж стегал. На другую ноць Оника ему и говорит:
— Ох, Иван-Царевич, она на тебя руку накинет, а ты скажи:
«Я сцеть хочу», а то она тебя задавит.
Лег Иван-Царевич спать, а она на него руку накинула. Он
еле выбился и говорит:
— Я сцеть хочу.
И вышел прочь. А Оника зашол и стал ее железным прутом
стегать. Стегал-стегал и спрашивает:
— Будешь ли еще?
— Нет, — говорит, — не буду.
Иван-Царевич пришол и лег спать, а она все думает, что ее
муж стегает.
Ну, на третью ноць она на него титьку набросила. Он одва
выбился и прочь ушол. Оника пришол и стал ее серебряным
прутом стегать. Стегал-стегал да и спрашивает:
— Будешь ли еще задевать?
— Нет, — говорит, — буду покорливой женой. И все думает,
что ее муж стегает.
Вот пошли они в байню мыться.
— Ой, Марфа Прекрасная, откуль у тебя на белом теле
таки страшные рубцы?
А она говорит:
— Сам стегал, а теперь изголяешься.
А он говорит:
— Да я от роду бабы не стегал.
Она и подумала:
— То Оника — Сучий сын.
Вот она его и призвала:
— У меня, — говорит, — за круглой дверью вино стоит.
Поди, Оника — Сучий сын, вина принеси.
Он круглу дверь отворил, и ему ноги отсекло, и он в темну
пал. Он взял кремешок, высек огонек и увидел безрукого да
безглазого. Они говорят:
— Ты откуда, Оника — Сучий сын?
А он говорит:
— Меня Марфа-Икотница бросила, ноги отсекла.
А они говорят:
— И нас Марфа-Икотница бросила, обезруцила, обезглазила.
Ну, они и стали рыть. Рыли-рыли, на свет вырылись, и стоит
на свету коляска. Сел безногий, безглазого запрягли, а безрукой
бежит сзади да:
— Право-лево, право-лево.
Прибежали к старому дому, откуда Марфа-Икотница
брана, а там друга икотница, ейна сестра, живет. Один стал
у окошка, а два у двери. Вот икотница бежит, а они ее захватили,
стали ее оловянным шомпором дуть. Дули-дули, оловянный
шомпор сломался. Они стали медным дуть — медный
сломался. Они стали серебряным дуть — и серебряный сломался.
А она ревет:
— Больше не троньте, я вам велико добро сделаю!
Ну, и повела их к колодцу, чтобы их с руками, с ногами
сделать. А Оника — Сучий сын схватил вороненка и в колодец
бросил. Тот колодец полымем вспыхнул, вороненка сожог.
Они говорят:
— Ты, икотница, нас сожечь хотела!
Да давай ее золотым прутом бить. Били-били, она кричит:
— Отпустите живу, я вас в другом колодце исцелю!
И поехали к другому колодцу, и безногой выпил — и стал
с ногами, и безрукой выпил — и стал с руками, и безглазой выпил —
и стал с глазами. А они икотницу в первой колодец бросили, она
и загорела, пепелкбм стала. А они трое и дальше пошли.
Оника — Сучий сын забыл рукавичку у колодца и пошол
за ней. Ну, сидят на колодце двенадцать девиц-голубиц, плачут,
лапками утираются. Он говорит:
— Не видали ле здесь богатырскую рукавичку?
А они говорят:
— Ты, Оника — Сучий сын, нашу мать сожог, рукавичку
загубил, так и быть тебе с рукавичку.
Он и стал мужичок с рукавичку. Пол-четверти два шага
идет. И пошол он прочь, об травинки спотыкается.
Шол-шол, стоит изба, и для него высока лестница. Он на
ету лестницу два года взбирался и забился до дверей. А тут кот
идет и все двери открыл. Оника — Сучий сын в дверь зашол,
а там стоят двенадцать столиков да двенадцать кроватей. Он
наелся, напился, на кроватках повалялся и под печку забился.
Прилетели девицы-голубицы, хлопнулись об пол и стали
девицами. Наелись, напились, на кроватки повалились. Ну
вот, ладно-хорошо, а старшая сестра и говорит:
— Ты мне, младшая сестра, налей молока, я с утра пить захочу
Ну вот они и заспали. Оника — сучий сын молока захотел.
«Я,— говорит, — давно молока не пивал». Он вышел из-под
печки да и стал молока пить, да и мырнул в кружку да и стал
по молоку плавать. Потом из кружки вылез и под печку забился.
А та старшая сестра утром выпила молока и сына понесла.
Сын под печку придет и указывает:
— Эко, мама, там наш отец сидит 1
Она взяла крюк и его вытащила. Она спрашивает:
— Ты кто такой?
А Оника — Сучий сын не будь прост:
— Я, — говорит, — заезжий богатырь.
А она говорит:
— Ты сказал: богатырь, дак и будь богатырем.
Он и стал богатырем пуще прежнего.
А его сын растет не по дням, а по часам. Ну вот, ладнохорошо,
они взяли богатырских коней и поехали к Ивану-
Царевичу. А Ивана-Царевича на царстве нет, и Ивана-Царевича
во дворце нет. Его Марфа-Икотница поставила сто свиней караулить.
Пришол к нему Оника — Сучий сын, а Иван-Царевич
всех свиней через каждый руцей на руках переносит. Тут Оника
— Сучий сын взял богатырский меч, всех свиней побил-
порубил, а у Марфы-Икотницы от свиней силы теряются. Как
убили последнюю свинью, тут она пала и пропала. И пошли
они домой и стали жить-поживать да добра наживать.