Роман Авдеев: наши дети знают слово "нет".

Роман Авдеев: наши дети знают слово "нет".

В семье известного банкира и многодетного отца Романа Авдеева в конце мая и начале июня произошло пополнение — дочка Аня и сын Петя. И в этой новости не было бы ничего особенного, если бы не тот факт, что с их появлением в семье Авдеевых стало уже больше двадцати детей, и усыновлённых среди них — подавляющее большинство. Журнал «Родные люди» побывал в гостях у очень большой семьи Авдеевых, в тихом посёлке в ближайшем Подмосковье.

Елена и Роман женаты пять лет. Для обоих это не первый брак, и в первом браке у каждого были дети, в том числе усыновлённые. Но в семье Авдеевых не принято делить детей на «твоих» и «моих», на кровных и приёмных. Собственно, о том, что среди детей есть усыновлённые, можно догадаться лишь по косвенным признакам — например, слишком маленькой разнице в возрасте между братьями и сёстрами. Дане и Диме — по три с половиной года, Сонечке — три. Самое многочисленное «детское поколение» Авдеевых — шести- и семилетки: Валя, Надя, Андрей, Таня, Рома, Костя, Коля, Серёжа, Вася, Дина. Четверо из них пойдут в этом году в первый класс. Кате и Тимуру — 9 лет, Наташе — 12. Старшие сыновья Романа Ивановича и дочь уже взрослые и живут отдельно.

«Родные люди»: Роман Иванович, как всё начиналось?

Роман Авдеев: Не могу сказать, что мы с моей предыдущий женой (её, к сожалению, уже нет в живых) как-то долго решались на усыновление. Решив усыновить первого ребёнка, поговорили об этом со старшими детьми, они нашу идею одобрили. Когда мы собирали документы, к нам приходили сотрудники опеки и в том числе у детей спрашивали, знают ли они о наших планах. Всё произошло очень органично. Появление ребёнка в доме — это всегда очень волнующий момент, неважно, первый это ребёнок или десятый, из роддома его привезла мама или откуда-то ещё. А к самой мысли об усыновлении я пришёл после того, как много лет помогал детским домам. Сначала материально — многие с этого начинают. Но чем дальше — тем очевидней становилось, что надо помогать конкретным людям и конкретным детям. Я бывал в разных детдомах, я искренне восхищаюсь людьми, которые там работают, — они профессионалы и люди высочайших моральных качеств. Но сама система такова, что они ничего не могут сделать для того, чтобы ребёнок вышел из детдома готовым к взрослой жизни. Это должна давать семья.

РЛ: А как вы принимаете решение о том, возьмёте ли вы в семью именно этого ребёнка?

РА: Наверное, женщине в этом смысле сложнее. У неё ярче проявляется принятие или непринятие. Но мы не приняли ещё ни одного отрицательного решения, ни от одного ребёнка не отказались. Дети приходят в нашу семью в младенческом возрасте, а уж какой личностью он станет — не предскажешь. Мне главное, чтобы он перенял нашу семейную традицию. Ребёнок — это тот, кто следует за родителями, но при этом он должен остаться свободной, самостоятельной личностью.

РЛ: Елена, когда вы поженились, у Романа Ивановича было уже 12 детей. Как это было — входить в такую большую семью?

Елена Авдеева: Мы были знакомы не первый год, и, конечно, я всегда уважала Романа за то, что он делает для детей. И было понятно, что мы будем продолжать его дело вместе. Кроме того, я знала, что Роман — человек очень ответственный: если он взял на себя обязательства — он их выполнит, и у детей будет всё, что нужно. Конечно, когда детей много, необходимы помощники, и у нас есть и няни, и воспитатели. И никаких особых сложностей не было.

РЛ: Ваши помощники — кто они?

ЕА: Всё зависит от возраста ребёнка. Понятно, что младенцам нужен прежде всего грамотный уход и забота о здоровье — поэтому мы ищем нянечек с соответствующим опытом и образованием медицинской сестры. С пяти-шести лет нужно уже начинать готовиться к школе, поэтому с детьми занимаются педагоги, дают им основы грамоты и арифметики. Дети учатся и индивидуально, и в группах. Кроме того, они ходят в детский сад и школу. Мы можем дать им блестящее образование в домашних условиях, но считаем, что им необходимо уметь общаться не только в семье, но и в социуме.

РЛ: А как вам удаётся уделять внимание каждому ребёнку?

РА: Я считаю, что с ребёнком нужно не общаться много «для галочки», а общаться тогда, когда это нужно самому ребёнку. Мы никак не делим время общения, чтобы каждому ребёнку досталось одинаковое количество нашего внимания. И никаких вопросов в связи с этим у нас не возникает. А главное — и у детей не возникает.

ЕА: Если у нас есть время — мы отдаём его детям. Необязательно это именно свободное время. Например, папа может сказать Тимуру: пойдём со мной заниматься йогой. И они идут вместе и занимаются. И другие дети не обижаются. Если выдался свободный вечер и мы вышли погулять, я могу предложить детям, например, поиграть в бадминтон, и мы весь вечер играем. Приезжаю с работы на следующий день, они спрашивают, будем ли мы сегодня играть, — а у меня другие планы, и я прямо им говорю, что не могу, и они относятся к этому с пониманием. Они знают, что если у меня есть возможность поиграть с ними — я с удовольствием это сделаю.

РА: Я вообще не представляю, чтобы у наших детей были бы какие-то обиды на почве того, что им недодали внимания. Наши дети прекрасно знают слово «нет». Например, в нашей семье iPad есть только у меня. Когда они просят его поиграть, я даю, когда он мне не нужен. Если нужен — не даю. Всё просто и естественно. Обижаться на это глупо — это всё равно что обижаться на то, что на улице дождь и нельзя пойти погулять.

РЛ: Что вы вкладываете в понятие «воспитание детей»?

РА: Я считаю, что воспитание, как его часто понимают, — это насилие. Мы стараемся все вопросы решать в позитивном ключе, а не с помощью отрицаний и запретов. Я никогда не действую с позиции «я взрослый и сильный, поэтому я прав». Я считаю, что наша родительская задача — дать детям образование, вырастить их самостоятельными и свободными, привить им понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Те понятия, которые одинаковы у всех людей и во всех религиях. А когда ребёнок взрослеет и у него появляются свои суждения по каким-то вопросам, которые отличаются от моих, — я только за. Хорошо или плохо — это внутреннее ощущение. Я, например, усыновляю детей — это не хорошо и не плохо, я так живу, это соответствует моим ценностям.

Любой человек — от Бога, от природы (как угодно можно назвать) — является самостоятельной личностью. Развить эту независимость нельзя — надо просто не мешать.

РЛ: А у детей есть уже какие-то мысли и мечты о том, кем они будут, когда вырастут?

РА: Есть, конечно, но это ведь ещё много раз изменится. Когда меня в детстве спрашивали, кем я хочу стать, — я выдавливал из себя, что археологом. Просто надо было что-то ответить. У кого-то из детей уже есть ярко выраженные склонности и таланты, у кого-то пока нет — но мы никогда не будем ничего навязывать ребёнку, он сам сделает свой выбор, когда вырастет. А природные данные развиваем.

ЕА: Валя, например, — очень артистичная девочка, хорошо танцует, можно сказать, готовая драматическая актриса. Поэтому она будет учиться в школе искусств. Катя, Тимур и Наташа играют на рояле, Катя ещё и гимнастикой занимается, а Наташа очень хорошо поёт. Вася, наверное, будет конструктором: он строит сложные и интересные сооружения из кубиков. Костя — спортивный мальчик. Хотя спортом занимаются все — у нас свой бассейн, к нам приезжает инструктор. Этой зимой мы первый раз заливали каток, и уже через неделю все прекрасно катались.

РЛ: А если у ребёнка есть склонности, но он не хочет этим заниматься? Знаете, как с детьми это бывает: сначала загорается, а потом обнаруживает, что надо заниматься постоянно, через «не хочу». Как вы поступаете в этом случае?

РА: А дисциплину никто не отменял. Я считаю, что дисциплина никоим образом не ограничивает свободу. Свобода — она у человека в душе и в голове. А дисциплина — это часть семейной традиции, мы открыто обсуждаем связанные с этим вопросы на семейных советах.

РЛ: И как проходят эти семейные советы, и вообще — зачем они?

ЕА: Мы собираемся все вместе — кроме младенцев, конечно, — обсуждаем, как у кого прошла неделя, какие были достижения или, наоборот, сложности, строим планы на будущее.

РА: Конечно, нас много, и это иногда превращается в балаган, потому что каждый хочет что-то сказать, — но мы каждому даём эту возможность.

ЕА: Советы обычно недолгие, примерно по полчаса (детям просто сложно удерживать внимание дольше), но они очень много нам всем дают — и родителям, и детям, и воспитателям. Дети учатся слышать друг друга, высказывать свои желания и потребности. Конечно, ведут они себя очень по-разному: Вася, например, любит помолчать, а Валюшка может говорить безостановочно и хочет рассказать о каждой мелочи, которая с ней произошла за день. Эффект от семейных советов мы видим, хотя стали их устраивать всего несколько месяцев назад. Дети меняются. Они не совершают какие-то проступки, зная, что на семейном совете мы это будем обсуждать. И что за эти проступки могут наступить какие-то последствия не только для него. Например, если кто-то провинился, а мы собирались ехать в зоопарк — значит не поедут все. Точнее, поедут в следующий раз.

РА: Если дети не будут иметь представления о том, что делать можно, а что нельзя, если у них не будет никаких границ — они потеряны для этого мира. И если эти границы не обозначать — то это как раз потеря свободы. Мы не путаем понятия свободы и вседозволенности. Строгие ли мы родители? Даже и не знаю, никогда таким вопросом не задавался. Просто наша семья живёт вот так. Как и в любой другой семье, у нас свои порядки, правила и традиции.

РЛ: Есть ли у вас какие-то проблемы с детьми?

ЕА: Пожалуй, единственная наша проблема — это то, что мы живём несколько обособленно. К нам редко приезжают другие дети — три-четыре раза в год. Посёлок небольшой, общения детям не хватает. Мы стараемся, чтобы они как можно больше общались со сверстниками: они остаются в школе после уроков на кружки, да и просто провести время с другими детьми. Наши дети одного возраста учатся в разных классах — чтобы круг общения был как можно больше.

Здесь у нас у каждого своя комната, своё пространство, свои занятия. Но этого мало для того, чтобы ребёнок осознал свою индивидуальность. Чтобы чувствовать себя в мире уверенно, он должен как минимум понимать, что кроме его личного пространства и вещей, а также общего семейного пространства, есть и другие люди, со своей территорией, своими вещами и вообще своими особенностями. И с другими людьми надо учиться взаимодействовать.

РЛ: Ваши дети живут в обеспеченной семье, и у них всё есть. А с какого возраста вы даёте им карманные деньги? На что они их тратят?

РА: Деньги мы начинаем давать, как только у детей появляется возможность что-то покупать. Это в школе происходит: там есть столовая, буфет, там они и делают свои первые покупки. До школьного возраста им тратить деньги здесь негде. А покупают всякую ерунду, как и все дети, — колу, чипсы, жвачку. Я ничего про эти расходы не говорю: это их деньги и они имеют право их потратить по своему усмотрению. У меня лишь одно условие: сначала нормальный обед, а уже потом чипсы.

РЛ: Планируете ли вы дальнейшее увеличение семейства?

РА: Пожалуй, уже нет. Важно же не взять детей побольше, а каждому дать то, что ему нужно. Конечно, в материальном плане мы могли бы позволить себе ещё очень много детей, но у нас же не детский дом, чтобы давать детям только питание и воспитание. Хотя разные ситуации бывают. Я много общаюсь с опеками — вот буквально вчера мы стали свидетелями того, как у мамы забрали ребёнка, ездили разбираться с её делами, пытались понять, как ей помочь. Ребёнка она любит, отдавать не хочет, но живёт в ужасных условиях, полулегально, в вагончике каком-то. Я сказал опеке: если что, я этого ребёнка заберу. Но хочется всё-таки, чтобы он остался с мамой, и я готов помочь ей встать на ноги. Но если вдруг не получится — я готов принять ребёнка в свою семью. Так что появление новых детей мы не планируем, но не исключаем.

Р. S.

Когда эта статья готовилась к печати, стало известно, что в семье Авдеевых появился ещё один сын — Руслан.