ДЕДЪ

ДЕДЪ

Весеннее солнышко ласково пригревало спину старика в старомодном, но аккуратном и чистом плаще. Он шёл по обочине дороги, опираясь на палку и старательно обходя лужи. Разные мысли посещали его седую голову, на которой блинчиком красовался такой же старомодный берет. Чтобы скрасить дорогу, старик искал и находил собеседников в настоящем и прошлом. Мысли причудливо блуждали между тем, что он видел и чувствовал сейчас и что пережил десятилетия назад...

Всё гуще заросли борщевика вдоль дороги... Ещё недавно здесь были возделанные угодья, а сейчас сквозь стену этого зелёного символа разрухи просматриваются брошенные поля, покосившиеся дома.

Неужели кроме него это никто не видит? Не было ни войны, ни мора, но который год в землю не ложится зерно, не видит она плуга или хотя бы косилки...

Куда с полей пропали люди? По разбитой дороге проносятся автомобили, всё больше иномарки. Откуда они и куда спешат? Если прислушаться к разговору в салонах автомобилей, то понимаешь, что люди торопятся "делать деньги". Как это? Ведь за это должны судить. Деньги должны платить за труд, нельзя их "делать"...

Что ты там понимаешь? Идёшь вдоль дороги и иди, надоели со своими поучениями. Можно всё, что не запрещено, можно и это, если очень сильно хочется, только надо знать, как. Тут купил - там продал, вот и "наварился". Удалось "отконтробасить", то очень хорошо можно подняться. Вот лес стоит ничей, вот земля вокруг озера ничья, вот рыба на нерест прётся ничья. Да это мелочи — банки, заводы, причалы в портах — ничьи. Главное не зевать, что бы не было потом мучительно больно... Кремлёвские самое сладкое расхватали, теперь не знают, что с миллиардами делать, а мы так по мелочам, что осталось. Ну, чего скривился, обрызгали его... Некогда, старик, время - деньги. А хлеб и картошку купим, хоть у поляков, хоть в Аргентине или Канаде. Что здесь земля зарастает, так пускай, мы тут жить не собираемся. Старшие уже обучаются за границей, вот накопим на старость и сами свалим. Там газоны подстрижены и дороги не то, что здесь.

Отойди, не стой на пути!!!

Молодец, сынок, жаль промазал. Кстати напомнил, надо из багажника пакеты с мусором выбросить. Пусть убогие поковыряются, глядишь, себе на ужин что-нибудь найдут. Ха-ха.

Старик вытер с лица грязь и, припадая на правую ногу, тронулся дальше. Он видел, как пролетевшая было мимо и обдавшая его из колдобины грязью иномарка, остановилась, и из неё выскочил упитанный мальчишка лет десяти. Он что-то прокричал своим ещё детским голосом, вынул из багажника два пакета и со смехом, изображая метателя то ли молота, то ли диска, запулил их в придорожный березняк. Старик поморщился как от боли. Хотел что-то сказать, но пацан оказался довольно шустрым для своей комплекции, запрыгнул в машину и выставил в окно средний палец правой руки. С пробуксовкой колёс машина рванула с места.

Старик остановился и огляделся. Придорожная канава с обеих сторон и лес на глубину метров двадцати был завален пакетами, банками, упаковками, в общем, цивилизованными отходами человеческой жизнедеятельности. А цивилизованными ли? И человеческими ли? Когда-то по дороге на свой участок, старик сворачивал с дороги и удивлял соседей тем, что приносил кулёк, пакет или лукошко ягод или грибов. Чем он всегда несказанно радовал свою супругу и оправдывал свои пешие прогулки от ближайшей железнодорожной станции.

Если честно, то его просто никто не подвозил. Поднять руку, значит надо платить. А с отменой льгот он во многом себе отказывал, чтобы накопить на сезонный проездной на электричку. Какая тут попутка! Остановить и попроситься бесплатно он не мог, гордость не позволяла. Да и полезно размять ногу, внушал он себе, ощущая не проходящую, ноющую боль каждый раз, когда наступал на правую.

Угораздило его зайти в лифт, когда соседская девочка выводила погулять во двор своего ротвеллера. В ней всего-то килограммов двадцать пять, как она могла удержать неожиданно бросившегося на него пса. Швы и уколы не помогли. Вот уже второй год рана гниёт. Врачи что-то оперировали, соскребали, накладывали мази и выписывали дорогущие антибиотики, но эффект получался локальный и временный. Язва зарастала, а потом открывалась вновь, а боль не проходила почти никогда.

Однако не это сейчас беспокоило его больше всего, а то, что он не чувствовал радости от предстоящей встречи. С тех пор, как ушла навсегда его жена, подруга и опора жизнь потеряла изюминку, без которой стала серой, скучной и постылой. Пустая городская квартира, где каждая мелочь напоминала о ней, превратилась в клетку, из которой хочется вырваться куда угодно, лишь бы на волю, на свежий воздух. Да и "Дуршерак", купленный оптом на рынке, опостылел своим однообразием.

А сегодня дочь неожиданно позвала на шашлыки. Может, хотят с Днём Победы поздравить? Старик отказался от официальных приёмов и шёл на свой участок, но как бы в гости. Сам разрешил зятю переделать домик, тот и отгрохал хоромы, прикупил участок у соседей, отгородился и живёт теперь там постоянно, хотя имеет городскую квартиру и не одну. Порадовался бы за достаток в доме дочери, но не грела сердце старику её роль в семье, не то служанки, не то домработницы. Сама зашнуровывает ботинки на ногах борова-мужа и выслушивает упрёки на тему, из какого дерьма и нищеты он её взял. Ходит по дому тихо, опустив голову, разговаривает виновато, позволяет даже сыну своему покрикивать на себя. Она и позвонила ему тайком от мужа, извинилась, что не могут забрать его из города. Как будто они его когда-то подвозили! Внук попросил деда полгода назад добавить ему денег на новую "Субару", а когда тот, сославшись на болезнь и дороговизну лекарств, отказал, вообще ни разу даже посидеть в машине не пригласил. Вроде, как упрекает, мол, куда тебе одному фронтовая пенсия!

Что-то сегодня нога разнылась и вдобавок появилась какая-то тяжесть в груди. Давит... Раньше бывало, четыре километра от станции он проходил размеренным шагом минут за сорок пять. Сегодня, с частыми остановками получилось уже часа полтора, а до посёлка ещё метров шестьсот.

Вспомнил, как в 45 году они совершали марш на станцию погрузки в эшелон. 40 километров прошли с одним привалом! Эх, молодость. Он тогда не то, что до эшелона, до фронта был готов пешком идти, лишь бы быстрее вцепиться в глотку фашисту. Боялся, что могут без него войну закончить. Успел. Освобождал Венгрию и Австрию. Захватил кровавое месиво под Балатоном. Это была чуть ли не последняя попытка немцев в той войне наступать. Гитлер бросил в прорыв отборные танковые дивизии СС, но и у нас было не наскоро собранное ополчение, а сплошь Гвардейские орденоносные именные дивизии! Вломили тогда Фрицу, хотя моментами от свинцового урагана хотелось посильнее вжаться в жирный чернозём. Устояли и погнали фашистов дальше. Благодарность от Верховного получили за первое боевое крещение. Не каждому так везёт, даже не ранен, а контузия получилась от собственной противотанковой гранаты. Главное, что "Пантера" не прошла. Пока он оглохший и залитый кровью из ушей приходил в себя, братья разведчики покрошили из ППШ экипаж. Врач сказал, что со временем в голове перестанет шуметь и слух восстановиться. Второй раз из ушей у него кровь уже шла на допросах в "Смерше". Чего тот капитан так лютовал? После каждого отказа подписать признание в сотрудничестве с гитлеровцами бил ладонью в левое ухо. Признание не выбил, потому, как признаваться было не в чем, но старик и сейчас на это ухо хуже слышит. Вот интересный у памяти загиб, начал думать про ногу, а вышел на ухо. Кто про что, а старики про болячки.

Посёлок в последние годы сильно изменился. Вместо скромных дачных домиков всё больше коттеджи. Появилась охрана, за то куда-то подевались добрые и милые соседи, сплошь профессура и сотрудники их университета. Важные и неприступные для студентов на кафедре они разительно менялись на даче: ходили с голым торсом в закатанных спортивных штанах и хвалились друг перед другом первым огурцом или огромной клубникой. Да и заборчики были символические, для соседей всё как на ладони. Вот и изменившийся до неузнаваемости его участок. Во дворе кроме машины зятя и внука стоит ещё одна, где-то он её уже видел. В беседке за домом оживлённый разговор, смех. Запах дыма и шашлыка. Из открытого окна дома звучит шансон. Что их, не нюхавших лагерной пыли, так тянет на эту музыку? Или заранее изучают субкультуру, знают, что пригодится.

-А вот и наш дедушка — фронтовик и профессор приехал,— услышал он голос дочери и все присутствующие в беседке повернули головы в его сторону.

Зять важно кивнул, внук сделал движение, как бы освобождая место ещё для одного стула, а гости замерли, словно их неожиданно застали за очень неприличным делом. Упитанный мальчик так и застыл с набитым ртом.

-Здравствуйте, не беспокойтесь. — Дед виновато посмотрел на свой грязный плащ. — Я, с вашего разрешения, пойду, помоюсь, приведу себя в порядок и отдохну немного с дороги. И, прошу, когда вы покушаете, оставьте пакеты с мусором, я сам отнесу в контейнер, здесь недалеко. Спасибо.

Последние слова он сказал, глядя прямо в глаза пацану. Потом положил руку на грудь, развернулся и пошёл в дом. Его никто не перебил и не остановил. Сквозь рвущуюся из окна "Таганку" старик всё же расслышал слова внука:
-Чудит дед...

А старик не чудил, он умирал. Дед с трудом зашёл в ванную и отрыл кран, но невидимый камень снова неожиданно сильно навалился и сдавил грудь. Стало трудно дышать, перед глазами поплыло зеркало, мозаика испанской плитки стен и вдруг всё заволокло темнотой, ноги предательски подкосились. Он опустился на кафель ванной и, опрокинувшись на спину, ударился затылком об пол. Боли он уже не почувствовал...