Это была высокомерная, очень ухоженная женщина. Работала всегда на руководящих...
Это была высокомерная, очень ухоженная женщина. Работала всегда на руководящих должностях.
В ушах качались дорогие серьги, пальцы были унизаны перстнями. Высокая прическа, костюмы.
Муж ее баловал, а любимое чадо — сыночек Игорек, купался в лучах родительской любви.
У него с детства было все самое лучшее, даже во времена дефицита. Мама и папа могли достать.
Ольга Ивановна жила в просторной трехкомнатной квартире. И всегда кривила губы, когда приходила в гости к соседке — тете Маше. С ней она дружила. Ну как дружила, надо же было с кем-то общаться. Тетя Маша была многодетной матерью. Три сына, дочка. Мужа рано не стало. Тянула детей одна. Мальчишки приходили с улицы чумазые, с ободранными коленками, грязными ладошками. То кораблики пускали, то в лужах возились. Шли целовать мать. Ее подруга возмущалась: «Хоть бы руки помыли. Невоспитанные они у тебя. Вон мой Игорек. Он совсем не такой! Всегда чистенький, ручки помоет». На что тетя Маша добродушно улыбаясь, отвечала: «Так дети же! Им все интересно, возятся. А одежку я постираю». Но подруга лишь усмехалась.
Она гордо выходила во двор. Там иногда встречала еще одну соседку, Людочку. Тем с мужем было уже за сорок. Детей не было. Ольга Ивановна любила почитать Людочке мораль, которая начиналась со слов:
— Пустоцвет ты, Людмила. Гляди, как бы мужик от тебя не ушел. Ребенка нет. И вообще. Вот будешь старая, кто тебе стакан воды подаст? Кто за тобой ухаживать станет? Так и сгинешь одна. Вот мой Игорек. Надежда моя. Такой хороший мальчик. Знаю, что одна никогда не останусь. Он и сейчас подойдет, спросит: «Мамочка, что тебе принести? Чайку? Или конфетку?». Золотой мальчик растет!
На это Людмила не обижалась. Она по натуре беззлобная была. И только отвечала:
— Да, Оленька. Повезло тебе, что говорить. Сыночек такой хороший. Прям не мальчик, а загляденье!
Ольга Ивановна поправляла прическу и принималась рассказывать про достоинства своего Игорька.
Время шло. У соседки тети Маши выросли ее мальчишки, выучились на рабочие профессии. Дочка на повара. Они, как и Ольга Ивановна, тоже жили в трехкомнатной квартире, куда вскоре старший сын привел жену, родился ребенок. Ольга Ивановна к ним захаживала и в душе ужасалась. Сколько народу! Пеленки-распашонки, все друг на друге. Денег вечно не хватает. А они еще ходят да чему-то радуются. То ли дело у нее! Дом полная чаша. Порядок. Игорек в институте учится. Начальником будет.
Так и получилось. Счастью матери не было предела. Омрачало только, что муж не дожил, не увидел, каким сын стал большим человеком. Заходя по привычке к тете Маше, Ольга Ивановна опять поджимала губы со словами:
— Эх, Маша. Вот что у тебя за дети? Простые рабочие! А ты еще ими гордишься! Было бы чем, хоть бы выучила их. Вот у меня Игорек какой молодец, теперь руководитель.
— Да на что ж мне было их учить-то Оля? Одна же я. А так они ребята хорошие. И профессии нормальные. Коленька вон шофер от Бога. В машинах разбирается с закрытыми глазами. Гришенька сварщик хороший. А Васютка токарь, его всегда зовут везде, — с придыханием в голосе, нахваливала своих ребят тетя Маша.
— Так они же рабочие, простые рабочие. Нет, ну как вот так можно? Денег вечно не хватает. Наваришь каши гречневой ведерную кастрюлю, едите потом. Или этот борщ на костях. Или блины, мы вот с икрой когда едим или с рыбкой. А вы в сало макаете, фу! — кривилась Ольга Ивановна.
— У меня бабушка всегда так делала. Немного мясца да сало на сковороде. Это же вкусно! — произносила тетя Маша.
Она подруге никогда не завидовала. И искренне восхищалась ее рафинированным и умным Игорьком, при этом обожая собственных детей.
Вскоре и у Ольги Ивановны появились внуки. Катенька и Костик, в которых бабушка души не чаяла.
Годы мчались, пожилые женщины стали потихоньку сдавать. Однажды у тети Маши отказали ноги. Из окна Ольга Ивановна смотрела, как ее подругу, женщину полную, несут в машину на руках два сына. Старенький «Жигуленок» подогнали прямо к крыльцу. Вздохнув, она выпила сердечных капель. Снова поглядела в окно. Подъехал на джипе Игорек, с пакетами. Мать заспешила к двери.
Тетю Машу лечили долго. Она сильно похудела и теперь любой из сыновей мог с легкостью в одиночку носить ее на руках. Однажды Игорек, как называла его мать, а другие уважительно: «Игорь Сергеевич» столкнулся на улице с сыном тети Маши, Гришей. Тот как раз занес мать домой и с сумкой отправился в магазин.
— Слышь, не надоело тебе? Я бы на твоем месте спятил давно. Возиться со старухой, которая не ходит. Ее же и мыть надо, и все такое. А в туалет вы как ее, тоже носите? Да, не завидуя я тебе, Гришка, — процедил Игорек.
— Ты сейчас это зачем сказал, а? Это мама моя! Она нас четверых одна тащила! А когда мы маленькие были и она нас мыла да пеленки стирала, это как? Убирала за нами, ночи не спала. Вкалывала, где могла, чтоб хоть немного нам чего купить! И твоя мать тебя растила также, — насупился Гриша.
— Ну, ты меня с собой-то не сравнивай. Мы всегда хорошо жили. И не надо опять-таки сравнивать младенца, за которым приятно ухаживать и вонючую старуху, — хохотнул Игорек.
Гриша схватил его за грудки. Сзади подбежал его брат, Николай.
— Оставь, не надо, Гришка! Маме опять плохо, пошли домой!
А потом тетя Маша неожиданно встала на ноги. Шатаясь, тихонечко, начала ходить. С помощью своих детей выходила во двор, садилась на скамейку. Те укутывали ее пледом.
Весенним днем Игорек пришел к матери, которая уже несколько дней не вставала. Та обрадовалась, протянула к сыну руки.
— Мам, тут такое дело. Ты что-то совсем расхворалась. Да и Костик вон, поджениться опять решил. В общем, я тебя в одно хорошее место отвезу, договорился уже. Там прямо курорт! Уход, красота. А сюда Костик заедет со своей. Я уже договорился, послезавтра ремонт начнут. Так что прямо сейчас и собирайся, мы тебя навещать будем, — бодро прокричал Игорек.
Ольга Ивановна слушала его и ничего не понимала. Какое хорошее место? Почему сюда, в ее квартиру, Костик переезжает?
— Сынок, так давай я с Костиком буду жить? Или с вами с Наденькой? Мне же места много не надо. Сынок, не надо мне курортов! Я с вами хочу! — по морщинистым щекам Ольги Ивановны потекли слезы.
— Мам, ну чего ты как маленькая? Молодым нужна старуха рядом? У них своя жизнь. А у нас гости постоянно, ты лежишь, за тобой же уход нужен. Надя работает, ей не до тебя. Мне тоже некогда. Мам, давай собираться, сейчас люди приедут, помогут нам, — отворачивался от Ольги Ивановны Игорь, пока она цеплялась за его руку.
— Сыночек, не надо, я ж не помешаю, Игоречек, — рыдала пожилая женщина.
Но Игорь был непреклонен. Слезы матери его не трогали. Ольге Ивановне помогли выйти с вещами на крыльцо. Там она увидела свою подругу, тетю Машу. Она с сыновьями и дочкой кака раз собиралась с сад. Грузили рассаду, мешки с картошкой. Шутливо переговаривались. И в эту минуту Ольге Ивановне вдруг так отчаянно захотелось поехать с ними. Подруга ее увидела, помахала рукой. Что-то сказала сыну, Грише. Тот, помедлив, все- таки подошел к Игорю. Отвел его в сторону.
— Мать моя спрашивает, куда твоя поехала? Да еще с вещами, — спросил Гриша.
— В лес за орехами! — хохотнул Игорек.
И продолжил:
— В дом престарелых я ее определил. Да не хмурься ты, чудила. Место хорошее, уход там, медработники, питание. Мать навещать буду. Это у вас денег нет, возились со своей, на руках таскали да убирали все. А я в состоянии все услуги проплатить! — вскинул бровь Игорек.
— Игорь, погоди. Также нельзя. Это ж… мать твоя. Ты что творишь? Слушай, может к нам ее, а? Вдвоем с матерью моей в комнате будут. Они ж подружки. Ты приезжать будешь. Им же веселей вдвоем-то, Игорь, — принялся уговаривать Гриша.
И Ольга Ивановна, подошедшая сзади, вдруг принялась упрашивать сына:
— Игоречек, разреши? Мы с Машенькой вдвоем будем, Игоречек, пожалуйста!
— Еще чего! Они ж там в теснотище живут! Я тебе в состоянии прекрасные условия обеспечить. Своя комната будет, телевизор вон поставим. Кормят там прекрасно, а у этих что? Кашу гречневую, про которую рассказывала, станешь трескать? Все мать, не причитай!
Ольгу Ивановну увезли. Ее не стало через три недели. Сердце не выдержало. За все это время Игоречек ни разу не навестил мать.
Так что вопрос со стаканом воды в старости и с теми, кто его подаст, остается открытым…
Т. Пахоменко