СКАЗКА О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ И О СОЛДАТЕ

✅ СКАЗКА О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ И О СОЛДАТЕ

Это рассказ такой. Это выходит углами такими. Так вот какой
случай. Вси дела такие. В невком царстве, в невком государстве
против неба на земли, на дубовом на столи, на шелковой
скатерти. Хорошо-с. А случилось у государя в своем дворце
собрание. А собрание это решило с государем своим с Петром
Великим на охвоту. И все-таки оделись они в свое охвотницкое платье и сели на лошадей. (Такие люди великие и пойдут
пеши!) И отправились на охвоту. И заехали они в темные леса.
Ну и потом значит нашла охвотницкая собака зверя, медведя.
И потом сам государь Петр Великий впереди, а свита ета
сзади следит на лай собачий за зверем. (На лай собачий, тогда
уж пути-дороги не сыщешь.) Петр Великий осударь от охвотников своих отдалился, подалее поехал, и он заехал от своих
охвотников далеко в леса и их из виду потерял, и собачьего лая
слышать не мог. Рожки у него с собой были, свистки, ну а от
них гул по лесу. Все, значит, он продолжает езду. Потом остановился,
не знал, куда ехать. Ну хорошо. В то время, в ту пору
служивый шел в отпуск и с пути сбился, и зашел в этот самый
лес, и пришлось ему заблудиться, и попал он, значит, на этого
на охвотника, на Петра Великого.
Ну спрашивает:
— Ты кто такой?
— А я солдат Семеновского полка, иду в отпуск семейство
свое посмотреть и заблудился.
А потом этот служивый спрашивает:
— А ты кто такой?
А он и отвечает:
— Я царский охотник Алёша. (Не оказал, что он министр
или табличный там какой.)
— Ну, — говорит, — сошлись мы два блудящих вместе. Ты,
брат, служивый и я, давай пойдем вместе дорогу отыскивать.
И пошли, один пеший, а другой на лошади, отыскивать дорогу.
Скоро дело сказывается, да не скоро деется. Дорогу они
искали долго, много времени. А этот Алёша говорит:
— Не хочешь ли ты отдохнуть, на лошадь сесть? Я ведь пехотинец,
а не в коннице, непривычно мне на лошади сидеть.
(А этот Алёша, как природы нежной, осподской, так ему
непривычно даже итти так.) И вот Алёша, царский охвотник,
говорит:
— Не влезть ли нам на дерево и посмотреть, нет ли где огня?
Нашли такое высокое дерево и становились под деревом.
— Ну, — говорит солдат, — кто полезет? Я, — говорит, —
это лазить не привык.
— Ну, — Алёша говорит, — я с малолетства привык.
И начал влезать и влезать, ухватился за самую макушку (за
самую верхушку), там уж облака, самая темень. Видит: невдалеке
огонек пекет. А этот служивый остался коня сторожить. А в то
время и в ту пору солдат коня любует по бедрам и говорит:
— Ах, конь какой, был бы разбойник, так коня угнал; а я не
разбойник, не какой-нибудь отшельник, так уж не буду коня
угонять, подожду, когда слезет.
Ударял он, ударял и видит сосуд (бытылочку, по-нашему).
Раскупорил, а там анисовая водка. Помаленьку, не щадя
брата Алёши, буль-буль-буль — и выпил. Уж не поминает, что
там товарищ.
Ну и, конечно, всю анисовую водку выпил, закупорил да
опять привязал к седлу. Алёша слез и говорит:
— Там вдалеке огонек блестит.
Посмотрел: все, седло, все, как следует, а водки нет.
— Ну, ладно, — говорит.
Опять солдат на лошадь сел и поехали к этому виданному
огоньку (где огонек-то блестел).
А Алеша идет, хрустит по валежнику, только хруст идет.
И видят домик, основание домика, все как следует, настоящее
жилище. Видят дверь, ворота заперты. Поколотили, ничего не
слышно. А солдат-то этот говорит:
— Ах, съедят тя мухи (поговорка у него такая была). Что за
чорт, кто живет тут?
Алёша говорит:
— Подъезжай ближе к воротам.
Солдат влез на коня, потом через забор и отворил ворота.
И въехали они тут безбедно, беструдно. А собаки-то на служивово напали, так напали, что чудо. А он саблю взял и некоторым
им головы отсек (кроволитие, значит, сделал).
Он тесак — да направо, налево пять собак покорил. В дверь
поколотили. Алёша, как ученый, нежный да воспитанный,
говорит:
— Ты потихоньку.
Потом вдруг там явилась хозяйка. Стал солдат ругать:
— Что же ты тут, проклятая, дверь заколотила и не встречаешь?
Потом в фатеру забрались. Ну надо поискать. Но варева ничего
нет, старуха все сокрыла. Стали они тут старуху теребить.
— Ну, старая кокетка, доставай поисть.
— Нету у нас, — говорит, —мы люди бедные,
— Ах ты, старая чертовка, кокетка деревенская, я тут через
забор, да мундир оборвал...
Ну он стал искать — туда, сюда, открыл заслоны, а там нажарено
рябчиков, гусей и вядчина всякая, и все на стол поставил.
Попили, поели. А у них была еще девица, матери помогает.
(Лошадь привязана, лошадь не возьмешь в избу.) Солдат-то
увидал — окровавлена одежда. Ну, видит, это пара плохая. Раз-
бойницкий это притон, значит.
— Ну, старуха, сказывай, куда ты нас положишь?
— Мы, говорит, люди бедные, наши на охвоту уехали.
Ну а солдат увидал подволоки (вот как у меня тут). Солдат
осмотрел, собрал сено и завалился спать. Сам, как ему причудилась
окровавлена одежа, не спит, а Алёша храпит вовсю,
он собой был богатырь. Тот его и не будит.
— Спи, — говорит, — съедят тя мухи.
Вдруг слышит гам, лай собак, непорядок, свист, гай, грём,
разговор там дёрзкий приближается к этому дому. Вот те разбойники
приехали, стали пить, есть, у них все вить есть. Потом
им вдруг в головы впало:
— Кто, — говорит, — у нас есть, будет ли добыча, али нет?
Старуха говорит:
— Тише. Там, — говорит, — два есть: один солдатик, а другой,
— говорит, — богатый. Рожки у него, свистки золотые.
Ну, они напились. А их было четыре сына, и все разбойники.
Вот старший и говорит:
— Ну иди, Афонька, проведай.
Тот взял нож и отправился.
— Я, — говорит, — солдатика надрежу, чтобы поползал, за
то, что тот с матерью так, а того сразу убью, он не беспокоил.
Пошел он; не дверку, а в роде заслонку такую отодвинул,
всунул голову, а солдатик ему саблей голову и снял, а тело упало,
да так и застучало: вот так — так-так-так. Ну они:
— Какой чорт там Афонька затарабачился!
— Ну, давай, — говорит второй сын. — Я этого солдата за беспокой
подрежу и посмотрю, как он в кураж приходить будет.
Ну и ему голова с плеч, а труп — тук-тук-тук-тук, по ступенькам.
Ну и третий после, и третьему такая честь. И старшему
также голова с плеч шабаш.
И давай солдат Алёшу будить. А головы выставил по порядку
и показывает Алёше:
— Смотри, сколько я наработал.
— Ну, спасибо.
Снял Алёша крест золотой (нынче крестов не носят, а прежде
носили)у и стали они крестовые братья (крестовый-то
брат крепче родного).
А хозяйка думает, что солдата уж и на свете нет и говорит:
— Ну, солдатик окаянный, он на том свете ныряет.
А солдат вдруг дверь распахнул и кричит:
— Ах ты такая, съедят тя мухи, солдат с того света пришел!
А она на колени, вот как.
— Показывай, — говорит, — нам золото, серебро, где спрятано.
Она ведет. Солдат золото везде пихает, в голенище так горстями
и пихает.
— Ах, съедят тя мухи, — говорит.
Потом говорит:
— Брат Алёша, ты иди, бери, а я буду караулить.
А тот говорит:
— Да нет, я не нуждаюсь.
(А он и не знает, что царь, царь ведь не нуждается.)
В то самое время, как они были в клети, дочь возьмет пистолет
и стрёлит. А солдат как выскочил (из подвала-то), выхватил
пистолет и в нее.
— Вот, съедят тя мухи!
У ней-то, как у молодой, кровь-то так и льет, в роде как например
воды весной, так и репретит (я вам медицинскую часть
предъявляю ).
Ну, золото взяли, расспросили дорогу и удалились. Расспрашивают,
где сошейная дорога в Петербург.
— Да вот тут вблизи дорога, не заплутайтесь.
И они отправились. И с дороги видят: дом загорелся; старуха
с ума сошла: ни золота, ни детей, ну и подожгла.
Царский охотник Алёша распрощался и вперед поехал, так
полетел, как вихрь, по сошейной дороге.
И приказал, чтобы во всех деревнях и селах, как придет
человек в окровавленной одёже и с кучей денег, так встречать
с почетом, ничем не оскорбить. Церемонию, люминицию ему
строили. Пожалуйте, — говорят, — пожалуйте. Так-то, брат.
Как шапку денег увидали, так и нужен стал, а как был раньше,
так никому не нужен был, на крыльцо не пускали. (Так
и теперь в деревни: когда с деньгами, так всем хороший, а как
нету денег, никому не надо.) Недалеко от деревни встречает
солдата целая толпа мужиков. Солдат и думает: «Как деньги,
так всем нужен, а нет, так и не так встречают». Да нет, не
за деньги, а так надо было. Алёша-то, царь, вперед сказал по
всем станциям, чтоб встречали. Ну, потом он, значит, пришел
до Петербурга. И стали его встречать. Обночевался и проводили
в царский дворец. Выходит в дворце сам Петр Великий,
жалует его капралом. А потом, его испытав, дает ему сто
рублей.
Каждая песенка до конца не поется, а каждая сказочка до
конца не сказывается.