✅ СКАЗКА О КОПЕЙКЕ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Привольное, братцы, житье было на Руси, когда...

✅ СКАЗКА О КОПЕЙКЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Привольное, братцы, житье было на Руси, когда не было на ней ни господ, ни попов, ни купцов толстопузых. Да только не долго так было, сказывают старики, потому увидел чёрт, что одолевает его мужик: нет на земле ни обмана, ни воровства, ни грабительства, потому всем привольно живется,— и стал чёрт думать крепкую думу, как бы ему испортить род человеческий. Семь лет думал чёрт, не ел, не пил, не спал — и выдумал попа. Потом еще семь лет думал — и выдумал барина. Потом еще семь лет думал — и выдумал купца. Обрадовался чёрт и загоготал так, что все листья попадали с деревьев. Вот выдумал черт попа, барина и купца и напустил их на мужика. А мужик — нет чтобы догадаться да свернуть им шею, пока не расплодились,— взял одел, накормил, напоил и посадил себе на шею! Вот с того-то времени и не стало мужику житья на белом свете: зарезали его попы, баре да купцы. И зарезали они его не ножом, не саблей острою, а медной копейкой; встанет солнце — мужик думает: где бы мне добыть копейку? Заходит солнце — мужик думает: где бы мне добыть копейку? Вот и взмолился мужик матери своей — сырой земле: «Матушка — сырая земля, скажи ты мне, родимая, где бы мне добыть копейку?» И отвечает ему земля глухим голосом: «Во мне твое богатство!» Послушался мужик. Взял он заступ и начал копать. Вот копает он день, копает другой, копает третий. Выкопал он яму глубокую-преглубокую, а копейки все нет. Вот кончилась черная земля и пошел песок. От поту у него перепрела уж рубашка, а копейки все нет. Вот кончился песок и пошло болото. Мужик все копает да копает, а воду вычерпывает лаптем. Долго он копал, долго он вычерпывал. Наконец докопался до дна, дальше пошла глина. От работы уж весь заступ истерся, а копейки все нет! Принялся мужик копать руками. Уж он копал, копал, копал, копал! Наконец докопался до дна. Видит, пошел камень — дальше копать нельзя! Припал мужик к груди матери своей, чтобы спросить ее, за что она так горько посмеялась над ним. Только глядь: под комком глины лежит медная копейка! От сырости она вся позеленела, закорявела и стала такою же шершавою, как сама земля. Схватил ее мужик, поцеловал, завернул в онучу и спрятал за пазуху. Вот вылез он на свет божий и пошел домой со своей копейкой. Идет мужик, и здоровается с ним березка кудрявая. — Мужик, мужик,— спрашивает березка,— отчего у тебя одёжа на невод похожа? — Копейку добывал,— отвечает мужик. — Трудно же достается тебе копейка,— сказала березка и покачала своей кудрявой головкой. Идет мужик дальше, и здоровается с ним птичка лесная. — Мужик, мужик,— спрашивает птичка,— отчего ты весь в мозолях, как в дубовой коре? — Копейку добывал,— отвечает мужик. Засвистала птичка и улетела в самое небо, говоря про себя: «Не хотела бы я быть мужиком!» Идет мужик дальше, и здоровается с ним рыбка речная. — Мужик, мужик,— спрашивает рыбка,— отчего ты высох, как щепка? — Копейку добывал,— отвечает мужик. Ничего не сказала рыбка, только хвостиком плеснула, и опустилась она на самое дно, подальше от света белого, чтобы и ее не ровен час не забрали в мужики. Пошел мужик дальше и видит: идет ему навстречу поп. Мужик снял шапку и подошел под благословение. Сразу заметил поп, что мужик вернулся с работы, значит, у него должна быть копейка. И захотелось попу вытянуть у мужика его копейку. Вот подходит он к нему, да и говорит: — Разевай рот! Мужик разинул. — Высунь язык! Мужик высунул. Опустил поп руку в карман по самый локоть, достал щепотку хлебных крошек и посыпал мужику немного на язык. А что осталось, спрятал для другого раза. — Ну, теперь давай свою копейку,— говорит он мужику. Мужик отдал. Вот приходит он домой, жена и спрашивает его: — Ну что, добыл копейку? — Добыл,— отвечает мужик. — Куда же ты дел её? — Отдал за царствие небесное,— отвечает мужик. — Ну и слава богу,— говорит жена.— Садись теперь обедать. Помолились они и сели: дождевую воду хлебать, сосновой корой заедать. Пообедавши, мужик поблагодарил бога, что он насытил его «земных своих благ», и лег отдохнуть с работы. А поп тем временем пришел домой и стал думать, что бы ему сделать с мужицкой копейкой. Думал он, думал, наконец сказал: — Знаю, что сделать! И кликнул пономаря. А пономарь-то не только на клиросе орал, а и торговишкой не брезговал. Вот приходит пономарь, а поп и говорит ему: - Послушай ты, долгогривый! Теперь у нас пост, так с вчерашнего дня я ничего скоромного не ел. Вот тебе копейка! Сжарь ты мне своего поросёнка, да смотри — никому ни гугу! Не то всю гриву тебе вытреплю. А коли справишь всё дело, как следует, так дам тебе у поросенка хвостик пососать. Пошел пономарь и думает: «Вишь, толстопузый, что выдумал! Нет, хвостик-то сам пососи, а поросенка-то я откормлю да самому архиерею продам!» И понес он копейку торгашу, что держал в деревне лавку со всяким товаром. Приходит он к лавочнику, да и говорит: Кум, а кум! Вот тебе копейка, дай ты за нее попу поросенка, да мне улей меду за труды. Усмехнулся торгаш, однако копейку взял: у мужика, думает, куплю. Приходит он к мужику, показывает копейку да говорит: Видишь копейку? Дай ты мне за нее своего поросенка, да добудь улей меду да волчью шкуру на тулуп. — Ладно,— сказал мужик,— благо я теперь отдохнул от работы. Перво-наперво отдал он купцу своего поросенка, что берег себе к празднику. Праздник-то был самый большой в году. Ну, ничего, думает он. Как подрастет мой сынишка, что теперь в люльке лежит, так справлю праздник как следует. Потом взял мужик кусок мякинного хлеба, засунул за голенище нож и пошел в лес. Вот идет он лесом, а сам нюхает, не пахнет ли где мёдом. Нет, ничего не слыхать! Долго шел он; давно уже съел он свой хлеб и кормится одними желудями да кореньями, а меду как назло нигде не слыхать. Наконец мужик потянул носом воздух в себя: издалека послышался легкий медовый запах. Пошел мужик по чутью. Шел, шел. Пришёл. Видит, стоит большущая липа, а вокруг нее пчёлы так и кишат, так и кишат. Только глядь! Огромный медведь стоит у дупла и уже собирается лапу в него запустить. — Ах ты, господи! закричал мужик,— да, никак, мишка хочет мед у меня перебить! Выхватил он из-за голенища нож и с криком побежал на медведя. Заслышав мужика, мишка обернулся, приосанился и пошел навстречу ему. Быстро сорвал мужик несколько пучков тонких березовых веток, намотал их на левую руку, в правую взял нож и пошел на медведя. Вот они сошлись. Мишка уж и лапы протянул, чтобы схватить мужика, да не тут-то было: мужик сунул ему в лапы свою левую руку, а правой всадил ему в сердце нож по самую рукоятку. Потом отскочил назад, как градина от камня. Да на беду он зацепился за сук, так что медведь успел-таки сцапать его. И вот обнялись они и сцепились врукопашную. Сперва мишка стиснул мужика, у того даже косточки затрещали. Потом мужик стиснул медведя — у того кровь брызнула из раны, как вода из родника. Повалился мишка, как овсяной сноп. А мужик размял маленько свои косточки после медвежьей ласки, да и думает: «А ведь бог не без милости и к мужику, не пошли он на мое счастье медведя, мне еще бог весть сколько пришлось бы искать волка, а теперь лавочник, может статься, согласится взять медвежью шкуру вместо волчьей». Содрал он шкуру с медведя, вынул из дупла мёд и понес свою добычу домой. Приносит он ее к купцу. Тот посмотрел, покачал головою да и говорит: — Медвежью шкуру вместо волчьей! А что дашь в придачу? — Да что же мне дать-то,— говорит мужик,— портки, что ли? — Ну, давай хоть портки! Снял мужик портки и отдал их купцу; потом получил от него копейку и понес барину в счет недоимки с прошлогоднего оброка за водопой: потому, видно, по барской молитве текла в реке вода да мужицкую скотину поила. Идет это мужик, да и глянул на копейку, которую всё в руке держал. Глядит, а копейка-то та же, ржавая да корявая, та самая, что отдал он попу за царствие небесное. «Ладно,— думает себе мужик,— отдам я ее теперь барину, небось не скоро вырвется из барских рук». Вот подошел он к барским хоромам, снял шапку и стал у ворот. А на беду его барыня выглянула в окно посмотреть, не едет ли офицерик молодой. Как завидела это барыня, что стоит мужик без порток, закричала: «Ах, ах! Помираю!» — глаза закатила, обомлела и хлоп на ковер — только ножками задрыгала. Бегут докладывать барину: так и так, мол, барыня изволила увидеть мужика без порток и теперь помирает. Напустился барин на мужика, затопал, заорал. Но как узнал, что он ему оброк принес,— притих, только дал мужику записку и говорит таково ласково: На тебе, голубчик, записочку, отнеси ты ее к становому. Взял мужик записку, отнес ее к становому и уж взялся было за шапку, чтобы домой идти, только посмотрел он на станового и остановился: у того кулаки сжаты, глаза сверкают, зубы скрежещут, сам пышет, как взмыленный конь. Как подскочит это он к мужику, да как заорет: Как ты смел, сиволапый ты этакий, барской чести оскорбление нанесть? Попробовал было мужик оправдаться, да куда тут. Распалился становой пуще прежнего: Как! Ты еще отпираться, отпираться, собачий сын! В Сибирь сошлю! В гроб заколочу! С живого шкуру сдеру! И пошел, и пошел... А сам то спереди, то сбоку так и наскакивает, точно забодать мужика али в рот ему вскочить хочет. Заслышала жена, что плохо дело. Поймала она петуха, бежит к становому и бух ему в ноги. Батюшка,— говорит,— вот тебе петух. Возьми его на здоровье, только не губи ты моего хозяина! Без него пропадем мы с малыми ребятами. Осерчал становой пуще прежнего. Даже задыхаться стал. — Как петуха! Да как ты смеешь мне петуха сулить, да как у тебя язык повернулся! Я двадцать лет богу и великому государю становым служу, а никогда не терпел такой обиды! Давай сейчас козу, не то всю избу велю разнести. Нечего делать, привели ему козу. Смягчился становой и велел только постегать мужика и отпустить подобру-поздорову. Пришел мужик домой и велел жене портки новые шить, потому скоро нужно было опять идти к барину, работать за недоимку в его саду, так чтобы не ровен час барыня опять не завидела. А барин ходил по хоромам и все придумывал, что бы ему сделать с мужицкой копейкой; наконец надумал и велел кликнуть мужика. Приходит мужик, барин и говорит ему: Послушай, любезный, тебе топливо, говоришь ты, надобно. Вот, видишь, там на огороде у меня жердочка стоит, так возьми ее себе, только сослужи ты мне службочку. — Какую? — спрашивает мужик. Ступай ты,— говорит барин,— к другу моему Софрону Кузьмичу, он всего за пятьсот верст отсюда живет, и скажи ты ему, что барин, мол, приказал кланяться и в гости к себе просить. — Ладно,— говорит мужик. Вот пошел мужик к Софрону Кузьмичу. Уж он шел, шел, шел, шел, все лапти истрепал, чуть кожи на подошвах не износил. Наконец приходит и говорит: — Так и так; барин приказал кланяться и в гости просить. Софрон Кузьмич сейчас собрался, потому были они с нашим барином большие приятели: как молоды были, вместе царю служили. А служба-то была самая дворянская: у казенных баранов под хвостом шерсть подстригали да тайком суконщикам сбывали. Вот приезжает он к барину, и начали они играть на мужицкую копейку. И обыграл Софрон Кузьмич нашего барина, и уехал он веселый-развеселый, и дорогой все песни пел. А наш барин остался злющий-презлющий, и чтобы на чем-нибудь сорвать свою злобу, он кликнул сотского и велел ему стребовать оброк с мужика. . Пришел сотский к мужику и стал требовать с него оброк. — Да откуда мне взять-то? — спрашивает мужик. — Откуда хошь, хоть роди, брат, не то барин — опять к становому. Почесал мужик затылок, однако делать нечего, оброк добыть нужно. И вот пошел мужик на заработки. Уж он ходил, ходил и нигде не мог найти работы. Наконец, приходит он к тому самому барину, что выиграл его копейку, и спрашивает, нет ли работы. Позвал барин управляющего, чтобы узнать у него насчет работы. — Как же, есть,— говорит управляющий,— у нас недавно плотину прорвало. Нужно поскорей починить, чтобы не размыло. А работа самая опасная, потому вода, того и гляди, снесет, да еще как раз под колесо. Вот нам и с руки отдать эту работу мужику, потому из-за копейки мужик не только в воду, а и в огонь полезет. — Хорошо,— говорит барин,— распорядись. Пошел управляющий к мужику и говорит: — Почини барину плотину, да мне сруби избу за то, что я хлопотал за тебя, и зашибешь копейку. — Ладно,— говорит мужик. Вот взял он топор, нарубил лесу, перетаскал его ко двору управляющего и начал строить избу. Топором рубит, топором тешет, топором пилит, топором стругает, топором дыры сверлит, топором гвозди колет, топором и забивает. Пот катится с него градом, а он и в ус не дует; это, думает, ещё работишка, а работа-то будет впереди. Вот приходит управляющий и видит: выстроена изба на славу. — Молодец,— сказал управляющий и дал мужику понюхать рюмку, из которой третьего дня водку пил. — Спасибо,— сказал мужик,— порадею твоей милости за твою ласку. Вот пошел мужик к плотине. Видит, прорвало плотину, по самой средине. Вода так и бурлит, как кипяток в котле. Подступу ниоткуда, чуть подойдешь — земля так и обсыпается. Как тут быть! Думал, думал мужик, наконец надумал: по обоим бокам плотины росли толстые вербы. Мужик перекинул через них крепкую веревку, потом прицепил к ней на вожжах лукошко. Теперь ладно,— сказал мужик и принялся тесать сваи. Натесавши сколько надобно, бросил он в лукошко тяжелый камень, навалил сваю, сам сел на нее верхом, взял в руки острый кол и отпихнулся. Раскачало его, как маятник! — Эй, утонешь,— кричит ему управляющий из окошка. Носится себе мужик по воздуху, да и отвечает. — Не сумлевайся! Нас бог бережет, потому без мужика ему не то что на свечку, а и на ладан неоткуда бы взять. А то без мужика бог, точно, давно бы перевелся совсем. Покачалось, покачалось лукошко, наконец остановилось. Мужик ткнул сваю в воду и приколотил камнем. Потом отпихнулся он к берегу, выскочил, придержал лукошко и навалил новую сваю. Долго летал мужик, долго колотил он сваи, наконец вбил все и завалил камнями и песком. Только глядь, срединная свая нагинается, нагинается и вот-вот упадет. Как тут быть? Под руками ничего. Пропала работа! Недолго думал мужик, раскачался в лукошке — и прыг сам на сваю! От здоровых мужицких пяток свая засела так, что сам черт ее не вырвал бы, да только сам мужик грохнулся в воду, и его понесло под самое колесо. — Ну,— думает управляющий,— пропал мужик! Копейка-то, им заработанная, у меня останется. Однако мужик догадался нырнуть и вылез из воды цел и невредим. Пришлось управляющему отдать мужику его копейку. Вот понес ее мужик домой, идет, а сам думает: Слава богу, теперь раньше, чем через неделю, барин не потребует с меня оброка. Будет время поработать на себя, да и отдохнуть, кстати, за весь год. Приходит он домой и идет прямо на барский двор. Входит и видит: весь двор усыпан можжевельником, все ходят в черном, и в окне две свечи видно. — Что случилось? — спрашивает мужик. — Барин помер,— говорят ему. Заплакал мужик и подумал: «Царство ему небесное, добрый был барин!» И понес он оброк барыне. Только к барыне его не пустили. Барыня больно убивалась по барину, и утешал ее, горемычную, офицерик молодой. Вот никого она и не пускала к себе. Пошел мужик домой, полез в погреб, вырыл ямку и спрятал в нее свою копейку, чтобы не пропала не ровен час. Через несколько дней идет мужик домой. Вдруг слышит — кто-то плачет. Обернулся он и видит: сидит при дороге девочка и заливается горючими слезами. — Чего плачешь, девка? — спросил он ее. Девочка рассказала ему, что у нее брат очень заболел, так нужно звать попа, чтобы он окунул палец в тесто да помазал больного по губам. Поп даром идти не хочет, а платить ему нечем. Положил мужик свою шершавую лапу девочке на голову, взъерошил ей волосенки и говорит: — Не плачь, дура, я заплачу попу. Поблагодарила девочка мужика и побежала к попу. А мужик полез в погреб, откопал свою копейку и вынес ее на свет божий. Глянул на нее мужик и всплеснул руками: узнал он свою копейку, ту самую, что с такими трудами добыл он из груди матери — сырой земли, потому что, полежавши в земле, она стала такою же зеленой да корявой, как тогда была... И заплакал мужик с досады от такой обиды горькими слезами. Понял он, что напрасно пропали все его труды: ничего-то он не выработал, кроме той самой копейки, которая и прежде его была. Вот теперь она попадет опять попу и пойдёт потом гулять по свету белому, и будет ездить на нем всякий, кому удастся подержать ее в руках. А коли ненароком она снова заглянет в его избу, так только затем, чтобы он