Был ли грозен Иоанн Грозный?
Был ли грозен Иоанн Грозный?
В советский период историческая наука оценивала Ивана Грозного как жёсткого государственника, боровшегося за укрепление централизованного государства, не останавливающегося при необходимости перед репрессиями. В массовом сознании образ царя Ивана IV Васильевича, прозванного Грозным, сформировался во многом под влиянием широко известного тогда фильма Сергея Эйзенштейна. После распада СССР оценки роли многих исторических личностей в русской истории полярно поменялись, Иван Грозный превращён в жестокого тирана и убийцу, чему усердно способствуют ведущие российские телеканалы. Мнения оппонентов в расчёт не принимаются.
Но истина всегда рождается в споре, поэтому есть смысл обратиться к взглядам тех исследователей, которые имеют свою, альтернативную оценку государственной деятельности Ивана IV. Кстати, прозвище Грозный носил его дед Иван III, а четвёртому на Руси правителю, тоже с именем Иоанн, его дали позднее. В связи с этим интересны суждения писателя Вячеслава Манягина, автора многих талантливых и глубоких произведений о русской истории.
Суть претензий, предъявляемых к моральному облику государя Иоанна Васильевича Грозного, вкратце можно описать в нескольких пунктах:
1) причастность к смерти святителя Филиппа;
2) «убийство» собственного сына – царевича Иоанна Иоанновича;
3) собственноручное «убийство» святого Корнилия Печёрского;
4) многожёнство (семь или восемь жён);
5) деспотический образ правления.
Станем рассматривать их по порядку.
Смерть святителя Филиппа
Обвинения государя в убийстве святителя Филиппа (хотя правильнее было бы говорить о распоряжении убить святого) восходят к четырём первоисточникам: летописям, воспоминаниям иностранцев И. Таубе и Э. Крузе, сочинениям князя А. Курбского, соловецкому «Житию». Следует заметить, что все без исключения составители этих документов являлись политическими противниками царя, и поэтому необходимо критическое отношение к данным источникам.
Новгородская третья летопись, под летом 7077 сообщая об удушении святителя Филиппа, называет его «всея Русии чудотворцем», то есть летописец говорит о нём, как об уже канонизированном святом. Это свидетельствует о том, что летописная запись составлена несколько десятилетий спустя после описываемых событий.
Мазуринская летопись за 1570 год (т.31, с.140), сообщая о смерти святителя Филиппа, прямо ссылается на его «Житие», которое было составлено не ранее самого конца XVI века. Разница между событием и летописной записью составляет около 30 лет!
«Мемуары» Таубе и Крузе многословны и подробны, но их явно клеветнический характер выводит их за скобки достоверных источников. Серьёзные научные исследователи не считают их таковыми. Так, ведущий специалист по русской истории этого периода Р.Г. Скрынников отмечает: «Очевидцы событий Таубе и Крузе составили через четыре года после суда пространный, но весьма тенденциозный отчёт о событиях».
Кроме того, нравственный облик этих политических проходимцев, запятнавших себя многочисленными изменами, лишает их права быть свидетелями на суде истории, да и на любом другом суде.
То же можно сказать и о князе А. Курбском. Будучи командующим русскими войсками в Ливонии, он вступил в сговор с польским королём Сигизмундом и изменил во время боевых действий. Получил за это награду землями и крепостными в Литве. Лично командовал военными действиями против России. Польско-литовские и татарские отряды под его командованием разрушали православные храмы, что он сам не отрицает в своих письмах к царю. Как источник информации о событиях в России после 1564 года не достоверен не только в силу своего резко негативного отношения к государю, но и просто потому, что жил на территории другого государства и не был очевидцем событий. Практически на каждой странице его сочинений встречаются «ошибки» и «неточности», большинство из которых является преднамеренной клеветой.
Как это ни прискорбно, но и «Житие» митрополита Филиппа вызывает множество вопросов. Оно было написано противниками царя Иоанна уже после его кончины и содержит много фактографических ошибок. Скрынников указывает на то, что «Житие митрополита Филиппа» было написано в 1590-х годах в Соловецком монастыре. Авторы его не были очевидцами описываемых событий, но использовали воспоминания живых свидетелей: старца Симеона (Семёна Кобылина, бывшего пристава у Филиппа) и соловецких монахов, ездивших в Москву во время суда над Филиппом.
Таким образом, «Житие» составлялось со слов оклеветавших святого монахов, чьи лживые показания сыграли решающую роль в осуждении митрополита Филиппа, а также со слов бывшего пристава Семёна Кобылина, охранявшего святого в Отрочьем монастыре и не выполнившего своих прямых обязанностей, а быть может, и замешанного в убийстве. Разумно ли принимать слова этих людей на веру, даже если эти слова приняли форму жития? Вполне понятно их отношение к государю и желание выгородить себя и подставить других.
Составленный клеветниками и обвинителями митрополита Филиппа текст «Жития» содержит множество странностей. Он «давно ставил исследователей в тупик своей путанностью и обилием ошибок», справедливо отмечал Скрынников. Например, «Житие» рассказывает, как царь послал уже сведённому с кафедры, но ещё находящемуся в Москве святому отрубленную голову его брата – Михаила Ивановича Колычёва. Но окольничий Михаил Колычёв умер в 1571 году – через три года после описываемых событий!
Вызывает удивление и то, что «Житие» подробно передаёт разговор Малюты и Филиппа, а также рассказывает о том, как Малюта якобы убил святого узника, хотя само же утверждает, что «никто не был свидетелем того, что произошло между ними».
На недостоверность некоторых эпизодов, описанных в «Житие», указывают не только светские, но и православные исследователи. Так, Г.П. Федотов, давая оценку приводимых в «Житие» диалогов, указывает на то, что речь святого Филиппа «драгоценна для нас не как точная запись слов святителя, но как идеальный диалог… так как она не носит характера подлинности». И добавляет, что слишком многое в этих памятных словах принадлежит красноречивому перу историка Карамзина.
Выгораживая себя, составители «Жития» указывают заказчиков клеветы на святого Филиппа. Это «злобы пособницы Пимен Новгородский, Пафнутий Суздальский, Филофей Рязанский, сиггел Благовещенский Евстафий». Последний, духовник царя, был «нашёптывателем» против митрополита Филиппа перед государем: «непрестанно яве и тайно нося речи неподобныя царю на св. Филиппа». Об архиепископе Пимене «Житие» говорит, что он первый после митрополита иерарх русской церкви, мечтал «восхитить его престол».
Чтобы осудить и низложить Филиппа, они провели свой «собор», который, по словам Карташева, стал «позорнейшим из всех, какие только были на протяжении русской церковной истории». Г.П. Федотов, несмотря на всю свою предубеждённость против царя, отметил: «Святому исповеднику выпало испить всю чашу горечи: быть осуждённым не произволом тирана, а собором русской церкви и оклеветанным своими духовными детьми». Таким образом, имена врагов святого Филиппа, как клеветавших на него, так и заказавших клевету и осудивших его, хорошо известны.
Что касается отношения государя к митрополиту Филиппу, то из «Жития» становится ясно, что царь был обманут. Как только он убедился «яко лукавством належаша на святого», то сразу подверг клеветников опале и ссылке. Святитель Димитрий Ростовский, составитель последнего канонически безупречного текста Четьих Миней, не упоминает о том, что Иван IV как-либо причастен к кончине митрополита.
Кроме того, Курбский указывал, что царь «аки бы посылал до него (митрополита Филиппа) и просил благословения его, такоже и о возвращению на престо его», то есть обращался с просьбой вернуться на митрополию.
Вывод: источники, «свидетельствующие» об убиении святителя Филиппа Григорием Лукьяновичем Скуратовым-Бельским по приказу царя, составлены во враждебном Ивану IV окружении и много лет спустя после описываемых событий. Их составители пишут с чужих слов, испытывают ярко выраженное неприятие проводимой московским правительством политики централизации и охотно повторяют слухи, порочащие московских государей. Эти первоисточники слишком предвзяты и ненадёжны. Они должны быть подвергнуты критическому анализу.
Обвинения Иоанна Грозного в том, что всё совершилось по его прямому повелению (суд над святителем, лишение его сана, ссылка и мученическая кончина), не имеют под собой никаких серьёзных оснований. Для выявления истины необходимо непредвзятое и серьёзное научное исследование. Более того, необходимо провести анализ мощей святителя Филиппа на содержание яда. Нисколько не удивлюсь, если яд будет обнаружен и это будет тот же яд, которым отравили царя Иоанна Васильевича и почти всю его семью.
Смерть царевича
«Убийство» сына – вопрос, казалось бы, самый ясный и решённый в истории царствования Иоанна Грозного. Но вот владыка Иоанн Ладожский (Снычев) утверждает, что различные версии об убийстве царём своего сына голословны и бездоказательны, «на их достоверность невозможно найти и намёка во всей массе дошедших до нас документов и актов».
Что произошло? В Московском летописце под 7090 годом читаем (летописи цитируются по Полному собранию русских летописей): «Преставися царевич Иван Иванович»; в Пискарёвском летописце: «В 12 час нощи лета 7090 ноября в 17 день… преставление царевича Ивана Ивановича»; в Новгородской четвертой летописи: «Того же [7090] году преставися царевич Иван Иванович на утрени в Слободе…»; в Морозовской летописи: «Не стало царевича Ивана Ивановича».
Во всех этих летописях нет и намёка на убийство. Причём нельзя сказать, что летописцы боялись писать правду во время правления Иоанна или ещё не знали её – многие летописи были написаны десятки лет спустя после событий. Например, в Пискарёвском летописце запись под «летом 7090» содержит информацию о месте захоронения царя Феодора Иоанновича, следовательно, она создана не ранее второй половины 1590-х годов.
Француз на русской службе Жак Маржерет писал: «Ходит слух, что старшего (сына) он (царь) убил своей собственной рукой, что произошло иначе, так как, хотя он и ударил его концом жезла… и он был ранен ударом, но умер он не от этого, а некоторое время спустя, в путешествии на богомолье» (Маржерет Ж. Состояние Российской империи и Великого княжества Московского).
Подтверждением тому, что ссора и смерть царевича разнесены во времени и не связаны друг с другом, служит запись во Втором Архивском списке Псковской третьей летописи. Здесь под летом 7089-м (с 1.09.1580 по 1.09.1581) записано о ссоре (и то, как о слухе): «Глаголют нецыи, яко сына своего царевича Ивана того ради остнем поколол, что ему учал говорити о выручении града Пскова». А под летом 7090-м (с 1.09.1581 по 1.09.1582) говорится о смерти царевича: «Того же году преставися царевич Иван Иванович в слободе декабря в 14-й день». Летописец никак не связывает два факта: ссору царя с царевичем в 7089 году и его смерть в 7090.
Только так называемый Мазуринский летописец связывает смерть царевича и ссору с отцом: «Лета 7089 государь царь и великий князь Иван Васильевич сына своего большаго, царевича князя Ивана Ивановича, мудрым смыслом и благодатью сияющаго, аки несозрелый грезн дебелым воздухом оттресе и от ветви жития отторгну осном своим, о нём же глаголаху, яко от отца ему болезнь, и от болезни же и смерть». И то оговаривается, что это слухи («о нём же глаголаху») и связывает ссору и смерть царевича опосредованно – через болезнь. Одного источника, к тому же антимосковски настроенного, недостаточно, для того чтобы обвинить государя в таком тяжком преступлении.
По поводу болезни царевича можно сказать определённо: это было отравление сулемой (хлоридом ртути HgCl2). Смерть, вызванная ртутью, мучительна, а доза, вызывающая такой исход, не превышает 0,18 г.
В 1963 году в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты четыре гробницы: Иоанна Грозного, царевича Ивана, царя Феодора Иоанновича и полководца Скопина-Шуйского. При исследовании останков была проверена версия об отравлении Грозного. Учёные обнаружили, что содержание мышьяка примерно одинаково во всех четырёх скелетах и не превышает нормы. Но в костях царя Иоанна и царевича Ивана было обнаружено наличие ртути, намного превышающее допустимую норму.
Некоторые историки пытались утверждать, что это вовсе не отравление, а последствие лечения сифилиса ртутными мазями. Однако исследования показали, что сифилитических изменений в останках царя и царевича не обнаружено.
После того как в 1990-х годах провели исследование захоронений московских великих княгинь и цариц, был выявлен факт отравления той же сулемой матери Иоанна Васильевича – Елены Глинской (умерла в 1538 году) и его первой жены – Анастасии Романовой (скончалась в 1560 году). Это свидетельствует о том, что царская семья на протяжении нескольких десятилетий была жертвой отравителей из самого близкого окружения.
Данные этих исследований позволили утверждать, что царевич Иван Иванович был отравлен. Содержание яда в его останках в 32 раза превышает предельно допустимую норму. Таким образом, современная историческая наука косвенно опровергает версию об убийстве царём Иоанном Васильевичем своего сына.
Вывод: версия об убийстве государем своего сына недостоверна и не имеет никаких документальных подтверждений, кроме слухов. Напротив, версия об отравлении царской семьи, в том числе и Ивана IV, и царевича, имеет под собой серьёзное основание.
Смерть игумена Печёрского
Первоисточник сведений о кончине преподобномученика Корнилия (игумена Печёрского) – летопись, составленная иеродиаконом Питиримом в XVII веке, то есть несколько десятилетий спустя после описываемых в ней событий: «…Во времена же бывших потом на земли России мятежей много злая пострада и, наконец, от тленного сего жития земным царём предпослан к Небесному Царю в вечное жилище, в лето 1570 февраля в 20-й день на 69-м году от рождения своего». Как указал митрополит Иоанн (Снычев), эта фраза никак не может служить доказательством того, что Корнилий принял смерть от руки царя.
Вторым источником является церковная служба преподобномученику. Первая служба была составлена в 1690 году, через 120 лет после кончины святого. А современная служба, в которой сказано о том, что «к безумию склонися царь грозный и смерти ты предаде; тем же и освятися твоею кровию обитель Псково-Печёрская», написана в XX веке в соответствии с устным преданием и совершается с 1954 года.
Не рассуждая об истинности её текста, стоит всё же рассмотреть несколько документов, дабы не совершить историческую несправедливость. Из 1-й Псковской летописи известно, что царь приехал в Псков на первой неделе Великого поста. Пасха в 1570 году была 26 марта, следовательно первая неделя поста длилась с 5 по 12 февраля.
После приезда царя в Пскове «начаша утреннюю звонити по всему граду, и тогда, слышав князь велии звон, умилился душею и прииде в чювство, и повеле всем воем меча притупити о камень, и не единому бы дерзнути еже во граде убийство сотворити… И срете его игумен Печерский Корнилие со всем освященным собором на площади». Царь же «повеле у Святыя Троица колокол сняти, того же часа паде конь его лутчий по пророчествию святого и поведаша сея царю; он же ужасен вскоре бежал из града. И повеле грабить имение у гражан, кроме церковнаго причту, и стоял на посаде немного и отъиде к Москве».
Из летописи видно, что самое большое преступление, которое царь совершил во Пскове, – это снятие колокола. Затем он, испугавшись смерти коня, быстро («вскоре») бежит из города. Летопись не сообщает о поездке в Псково-Печёрский монастырь и об убийстве Корнилия. Вместо поездки в монастырь царь уезжает в Москву.
Заслуживающим внимания документом можно считать синодик царя Иоанна, в котором записано для поминовения имя святого Корнилия. Известно, что государь записывал для поминовения имена тех, кто был казнён по его решению. Но для поминовения православные христиане записывают также имена тех, чья память им дорога. Так мог поступить и царь. Кроме того, известно, что в синодик не было занесено имя святого Филиппа Московского. А ведь его смерть также приписывают царю. Из этого видно, что занесение или незанесение в царский синодик не может служить доказа