ОБРУБОК ВОЛШЕБНОЙ ПАЛОЧКИ

ОБРУБОК ВОЛШЕБНОЙ ПАЛОЧКИ

Староладожская мера
В середине 1990-х попытка объяснить принципы композиции «Слова о полку Игореве» увела меня в Ладогу, древнейший из русских городов и «первую столицу Рюрика» (так в записке Александру I выразился археолог и действительный статский советник Константин Бороздин).
Заняться древнерусской метрологией меня надоумил Борис Викторович Раушенбах. В начале 1980-х он работал над «Общей теорией перспективы» и однажды приехал в Пушкинский Дом прочитать доклад о своих новых находках. После доклада Д. С. Лихачев нас познакомил, и мы условились делиться друг с другом средневековыми новостями. В одну из встреч на улице академика Королева (Раушенбах жил рядом с Останкинской телебашней) я рассказал, что пропорции «Слова о полку», видимо, основаны на числе ПИ, похоже, что на автора средневековой поэмы могла повлиять архитектура домонгольского храма. Выслушав это, Борис Викторович и предложил начать с реконструкции системы древнерусских строительных мер («Эта проблема пока не решена, займитесь ею».)
Для него, рассчитавшего орбиты первых космических кораблей и привыкшего мыслить космическими категориями, было очевидно, что пространственные и временные категории подчинены одним и тем же гармоническим закономерностям, а потому поэзия и музыка могут быть «слепком» с каких-то рукотворных архитектурных форм. И если одно можно измерить в сантиметрах, то другое в тактах или в слогах. А, значит, есть возможность сравнить композицию стихотворного текста с композицией современной ей архитектуры.
…Просматриваю коллекцию археологического дерева в запасниках Староладожского музея-заповедника. Вот деревянный крюк, вставлявшийся в стену избы (музейный шифр СЛМ КП-94161/А2-47). По-нашему – вешалка (рис 1). В середине 70-х годов прошлого века этот артефакт нашел на Ладожском Земляном городище петербургский археолог Евгений Рябинин. Ладожские музейщицы дружно решили, что это «уточка». Но у утки голова заканчивается клювом, а тут вместо клюва – тяжелая челюсть Змея Горыныча. Видимо, это древнейшее изображение змееподобного бога Велеса, того, что на фреске XII века в ладожской Георгиевской церкви выводит на пояске из реки дева Елисава.

А вот тщательно оструганная палочка с аккуратно вырезанными делениями (СЛМ 1721, ЛП). Это фрагмент измерительного инструмента (длина его 139 мм), найденный в слое конца Х века археологом Валерием Петренко, который в 1970-х раскопал языческое капище близ Варяжской улицы (рис 2).
Итак, перед нами часть мерной, овальной в сечении линейки (диаметр от 21 до 26 мм) с четырьмя тонко и аккуратно нанесенными резами, то есть тремя делениями (25,8; 25,8; 26,2 мм). Градуировка в 25,7 мм соответствует 1/12 древнегреческого фута. Если в целой палочке было двенадцать делений, то величина шкалы была лишь на два с половиной миллиметра длиннее меры, по которой в середине V века до н. э. был построен Парфенон.
На этом языческом святилище в Ладоге до 991 года (капище было уничтожено при крещении Ладоги) сидели волхвы, которые творили свои требы и жертвы, пользуясь византийским греческим футом. Договор Олега с Византией был подписан за восемьдесят лет до разгрома святилища воеводой Владимира Добрыней, и заморский фут был нужен волхвам, чтобы измерять ценившиеся тогда на вес золота греческие ткани, импорт которых в Северную и Центральную Европу шел через Ладогу.

Исследователь средневековой архитектуры К. Н. Афанасьев, написавший монографию о греческом футе на Руси[7], ни разу в ней не упоминает о том, что он, как и английский, мог делиться на двенадцать дюймов. Вернувшись в Москву, я позвонил Афанасьеву: «Кирилл Николаевич, вы когда-нибудь слышали о древнегреческом олимпийском дюйме?» И в ответе девяностолетнего патриарха древнерусской метрологии прозвучало удивление: «Нет, никогда».
Античный греческий фут, равный 0,30871 м, – это 1/100 короткой стороны плиты под Парфеноном афинского Акрополя или, на что исследователи внимания не обратили, – 1/31 от высоты ствола его колонн (каждая по 9,570 м). Число 31 здесь не случайность, это метрологический каламбур на тему пропорций Парфенона: 100 = 69 + 31, а отношение 69 к 31 только в 1,005 раз меньше √5, на котором, как показал архитектор-реставратор И. Ш. Шевелев, основаны пропорции Парфенона[8].
По античному футу построены и первые древнерусские храмы. Впрочем, греческий фут древнее, чем это полагают, ведь геометрически он – 1/12 диагонали квадрата, сторона которого равна пяти египетским царским локтям (0,524 м). Это значит, что диагональ пирамиды Хеопса можно измерить без остатка в греческих футах. А поскольку без проверки диагональной мерой правильного квадрата не построишь, совпадением это быть не может. (Та же мера позже была нами обнаружена и на панелях Хесира. См. в главе о египетских мерах.)
Греки, по всей видимости, и заимствовали у египтян фут как меру для проверки диагоналей, но превратили его из «косой» меры в меру «прямую».
Семь древнегреческих футов точно равны одной так называемой большой древнерусской сажени (2,16 м). Русская поговорка «семь раз отмерь, один раз отрежь» – это о греческом футе: расчистив площадку будущего храма, архитектор должен был изготовить набор из девяти пропорциональных тростей[9], и семь раз отложив поясок с эталоном греческого фута, он получал мерную линейку со шкалой в одну большую сажень. Остальные восемь строились уже чисто геометрически.
Слово «сажень» (древнерусское «сяжень») восходит к старославянскому глаголу «сягняти» – протягивать руку[10]. Это прямое указание на то, что сажени – антропоморфная мера. Неясно только, куда направлена рука – вверх, и считать надо от земли, или это две руки, раскинутые в стороны.
Другое дело, что система средневековых саженей в том виде, в каком мы ее обнаруживаем в древнейших русских храмах, – русское наследие Византийской империи.
Саженная система распалась, когда русский царь ввел вместо большой сажени «казенную». (11 октября 1835 года по указу Николая I «О системе российских мер и весов», длина казенной сажени была приравнена к длине 7 английских футов, т. е. к 2,1336 метрам.) Российское государство желало торговать прежде всего с Англией и потому решило привязать систему линейных мер к английскому футу. Если раньше семь греческих футов составляли большую сажень, то с началом Нового времени велено было семь раз отмерить английский фут.
(Английский фут, упраздненный на его родине в 2000 году, – первоначально тот же древнегреческий, однако на четыре миллиметра укороченный.)
Таким образом получили казенную сажень в 2,13 м, что на три сантиметра короче древнерусской большой сажени. И когда новую сажень встроили в старинную систему, последняя рухнула: пропорцию указом не назначишь.
А потом и вовсе начали пользоваться модным французским нововведением – метром.
Так архитектура лишилась инструмента для пропорционального проектирования. О пропорции помнили, но она стала чем-то нематериальным и потому необязательным. Видимо, что-то подобное в это же время происходило и в Западной Европе. Лишь в ХХ веке Ле Корбюзье, ничего не зная о саженях, изобрел «модулор» – упрощенный и практически не работающий вариант саженной системы, основанный на одном только золотом сечении.
То, что длина английского фута была на неполных четыре миллиметра меньше греческого, на глаз совершенно незаметно. «Обмер» покупателя обеспечивал британским производителям шерстяной ткани выигрыш в один фут на семьдесят девять греческих.
Вот и староладожская мерная трость с греческим футом тоже не идентична античному эталону. Только фут, которым в конце Х века пользовались русские волхвы, был не меньше, а больше греческого.
Русский «обмер» (2,5 мм с фута) был еще менее заметен, чем британский, а мера с аккуратными резами одним своим видом должна была внушать уважение не подозревающему о подвохе даннику.
Волхвы измеряли не отпускаемую, а принимаемую ими ткань – драгоценные ортмы, япончицы, паволоки, аксамиты «и всякие узорочья» (список из «Слова о полку Игореве»), которые привозили купцы из Византии. Очевидно, что они не продавали «узорочья» (тогда их фут был бы тоже меньше греческого эталона) и не покупали их (товар измеряет продавец, а перемерять купленное меньшим футом – абсурд), но принимали дань от тех же купцов за зимовку их морских кораблей в устье Ладожки или просто за право следовать по Волхову.
В свою пользу волхвы выгадывали один фут на ста двадцати пяти.
Фото:
1 Велес 80-х годов VIII столетья. Земляное городище Старой Ладоги.
2 Обрубок мерной линейки с капища на Варяжской улице Старой Ладоги.