✅ СПОР. (Ну будё, посмеялись, чертей потешили, теперь буду дело сказывать.). В...

✅ СПОР

(Ну будё, посмеялись, чертей потешили, теперь буду дело сказывать.)
В некотором городи жил-был купець. Конешно, у его родился
сын. Живут они себе хорошо. У купця уже сын стал порядочный.
Товарища прибрал, — товарищ так, середняк, как
и я, не порато богат, не беден. Ну все он с им и гуляет вместе.
У этого, у богатого, отец помёр. Остался он один с мамашей.
Товары, которые были лишни, попрбдал. Тут уж порядочный
стал. Мамаша велит ему жениться, говорит:
— А вот, иначе дело не выйдет, ты торгуешь, а крестьянство-
то нать мало-мальски править.
Он уж за товаром сам ездит, заместо отца, а все не может
себе невесты прибрать по уму, не нравится все. Да, в одно прекрасно
время идет он в своем городе по мосткам, и оторвется
это подметка у сапога, а он как человек прожиточный, — ему
неловко так иттить, он и смотрит — вывеска, значит, — «сапожник
». Заходит к этому сапожнику, скидывает сапог, велит
ему подбить подметку... Вдруг заходит сапожника дочка, из
другой комнаты откуль-то. И заглянулась ему эта дочка. Ну
сапожник, подметку подбил, он рассчитался с им и стал дочку
сватать.
— Да что, — сапожник говорит, — смеетесь, возьмет у меня
дочку такой человек прожиточный, — говорит. — Если вправду
желаете (коли не смеетесь), так кликну дочку.
Он говорит:
— Желаю!
Тогда сейчас к венцу поехали (как по-нашему-то, ведь
прежде венчались). Вот, значит, этот богатый человек поженился.
Да, поженился, живет со своей хозяйкой, с неделю
время уже как живется. Он пошол в одно прекрасно время
в город. Вот встречается ему этот товарищ прежний — он еще
холостой. И вот повстречались, поздоровались, этот товарищ
и говорит:
— Слышь, — говорит, — Ваня, вы женились?
— Да, — говорит, — женился.
— А где брали жену-то?
— У сапожника, — говорит.
— Да што вы? — говорит.
— Верно,— говорит.
— Хм, да, напрасно, значит: несправедлива хозяйка ваша,
прямо сказать, я с ей гулял сей год, да.
— Разве? — говорит.
— Да. (Ручается, значит.)
— Ну, посколько, — говорит, — вы гуляли, я поеду за
границю за товаром, у ее останется кольцо мое имённое на
руке, так если вы на самом деле это кольцо достанете у нее,
я поверю.
Да, ударились они о залог — сделали приговор; если ты суметь
сделать, то все, значит, магазины будут за им. И вот он.
домой приходит и отправляется в дорогу. Хозяйки ничего не
сказал. За границю отправился, за товаром уехал. А у его хо353
зяйки была прислуга, и вот этот товарищ стал прислуги припадать.
Идет в одно прекрасно время, — она подметает... Он
и говорит...
— Вот не можь ли достать у хозяйки у своей именно
кольцо?
— Нет, — говорит, — никак не могу отнять у ней; это мне
жизнь дорога стоит, я своей жизнью дорожу.
Он вынимает сто рублей,
— На, — говорит, — тебе сто рублей, только мне кольцо достань.
Ну, она конешно:
— Ну, за сто рублей уж принесу, — согласилась она.
— Завтра приходи, в это место сюда. (Получить он магазины хочет.)
Она, купцова дочь, как ложится спать, то кладет кольцо
под подушку. И вот ейна прислуга-то взяла у ей кольцо и спрятала.
Она утром вставает это, хозяйка, и схватилась — кольца
нет! Поискала, поискала, ну что ж, кольца нет!
— Ну да наплевать, — говорит, — много ли это нам кольцо-
стоит. (Думала выпахали его.)
Она нисколько и не подумала, што прислуга взяла. Вот,
значит, она утречком подметает, — прислуга-то, — кольцо ему
и отдала. Вот, он и обжидает этого купца — кольцо получил,
так это ему только и надо. Да, вот ладно, скоро сказка говорится
— дело мешкально творится. Приезжает купець, все товары,
конешно, привез, разложил по магазинам. Повстречались с товарищем
с этим, он и показывает:
— Вот кольцо, видите?
— Верно! Как дело-то было?
— А пол дела-то! Тут и все, как раньше было, видите кольцо здесь.
Показал это ему.
— Ну, ладно, тогда, — говорит, — уж вам владеть приходится
всем, только до вечера поманите, я, — говорит, — все там улажу.
Вот он приходит домой и говорит своей хозяйки:
— Слышь, — говорит, — дорогая, сряжайся поскорее, да
пойдем гулять.
А сам не говорит ничего. Она, конешно, оделась, думает,
что первые годы, так гулять надо.
— Я, — говорит, — тебе покажу кораблей, суда. (Богатый
как, значит, а ее из бедной семьи взял.)
Вот, конешно дело, она оделась и отправились. Он выводит
ее, понимать, на корабли, на самое дальнее судно — там
у его была шлюпоцка уж приготовлена — подносит ей нюхательный
спирт, и она сразу ослабела и не помнит чего было.
Он спустил ее в шлюпку, на море топить. Вот ее и понесло.
А он домой вернулся на гору, все это передал товарищу имущество,
а сам пошол бурлачить. Да вот и скитается, где день,
где ночь — и неделя прочь.
А эта егова хозяйка по волнам плёщит. И она проснулась,
и не знает што и почему сюда попала, — и видит — недалечко
берег. Она стала попадать к берегу — не залило ее: ветер-то
был маленькой. Да... попала к берегу и заходит на гору. Зашла
на гору, проснулась, слышит говорят. А в это место слетались
три птицы. Вот и разговор у них пошол. Она проснулась:
— Что такое? — думает.
Одна, значит, у одной и спрашивают эти птицы:
— Што, — говорит, — в вашем городе делается?
— Да в нашем городе очень плохо, — говорит.
— А што же, — говорит, — почему плохо?
— Да, — говорит, — замирает голодом без воды, не могут
нигде воды достать.
— Хм, — говорит, — да... неловко! А как ей достать-то, што-
бы вода была в городе?
— А ей достать... Есть за городом такой угорышек, а на этом
угорышке есть плита, заросла мохом, эту плиту отворить и —
будет родник, не припить воды, на весь город хватит.
А вот эта, друга-то, говорит:
— В вашем городе што новенького?
— В нашем городе тоже, — говорит, — не очень важно, закрыты
все магазины и никак не могут попасть никто, ни хозяин,
никто, нет торговли.
— А как же, — говорит, — их открыть, эти магазины?
— Очень просто, — говорит, — открыть.
— А как же?
— А вот, от сего места идешь в город, то на правой руки
есть первый магазин, и у этого магазина в углу заткнута булавка.
Эту булавку найти, выдернуть, и все магазины открыты будут.
Вот стали у третьей спрашивать птицы:
— Да в вашем городе што новенького?
— В нашем городе, — говорит, — у царя дочка хворает, семь
лет уже никто не может вылецить.
— А как бы ей вылецить? — говорит.
— А просто, — говорит, — ей вылецить: она заспит, и в это
время откуда-то возьмется лягушка на грудь и сосет, она за то
и хворает. Эту лягушку только поймать и разрезать ей на тарелке,
штобы кровь была и этой кровью выпоить царску доцку, и будет здорова.
А эта под кустом-то женщина все слушала. Да, вот они побеседовали
тут эти птицы, распростились и полетели. После
их эта женщина встала и отправилась путём-дорожкою. Приходит
в тот город, где нет воды. И вот просит напиться.
— Што ты! — говорят, — мы сами уже замираем, нет воды
ни капли.
— Да, плохо ваше дело! А я, — говорит, — могла бы вам
воды достать.
Да тут сейчас очень рады. Докладывают чярю. И вот сейчас
требует он ее в помещение. Приходит она. Чяр ее спрашивает:
— Да, — говорит, — где вы возьмете?
— Дело, — говорит, — не ваше!
— Ну так что, — говорит, — вам надо? Денег, или силы, или
што?—
Так мне теперь денег пока не надо, вот достану воду, там
видно будет тогда.
Солдатов она, конешно, попросила, солдатов полк и с инструментам,
с киркам, иль — как их зовут — с ломам. Он, конешно, дал
ей силу. Вот она отправилась передом, солдаты взади. Выходит
за город, на этот угорышек, и вот, — говорит, — здесь, обрывайте
этот мох и доставайте — там есть плита... И эту плиту они, солдаты,
достали. И тут вода образовалась — родник. Вот отправились
они обратно к чярю. Ее, конешно, тут хоть на руках носить; родё-
хоньки, што вода стала. Вот она это пришла, золота ей сколько
нать доверено, за эту штуку. Вот она взела золото, наклала и распростилась,
— пошла. Купила себе мужскую одежу на эти деньги,
нарядилась мужчиной и наняла пару коней. В этот город где-ка
закрыты все магазины приезжает и спрашиват:
— Почему магазины закрыты у вас?
Они отвечают:
— У нас уже восемь лет прошло, нету торговли у нас.
— Я бы отворил, — говорит, — ваши магазины.
Тут, конешно, ей стали просить, она согласилась.
— Разойдитесь, — говорит, — я один это все устрою.
Все разошлись, она одна осталась. Пошла к этому магазину
и нашла эту булавку. И все открылись моментально в тот же
день магазины. Все были рады. Она распростилась и отправилась
в другой город на конех. Приезжает в тот город, где у чяра
дочка хворает. Сняла себе фатеру в этом городе и живет себе
— имя себе назвала Иваном, уже теперя не женщина числится
— мужчина. В этом городе наколочены были объявления:
«Кто может мою дочку вылечить, за того она и замуж пойдет».
Чярь наколотил объявлений. Вот в одно прекрасно время
этот Иван пошол гулять в город, увидал эти объявления и приходит
туда прямо к чярю, к чярскому дворцу и докладывает
— тут, конешно, дворник или кто стоял, — что «я могу вашу
чярску дочь излечить». Тут было доложено этому чяру, и сейчас
его запускают в помещение. Он заходит в помещение, разговорился
там, и спрашивает чярь его:
— Как же вы можете излечить мою дочку? Она у меня семь
лет хворает.
— Да, — говорит, — церес одну ноць, на утро, будет здорова.
— Ну так, пожалуйста, — говорит, — посколько можешь.
Запускает в помещение, где она находится. Ладно, оставил
на ноць, — от уж стало двенадцать часов ночи, тёмно — ноць
осённая. Вот этот Иван и повалился к этой больной рядком,
значит, на пол. Она на кровати, и просто не дышит, лежит как
будто его и нет. Вот значит, не откуль возьмись эта лягушка
у ей образовалась на груде. Она простонала и лежит, как мертвая.
Вот он изловчился и эту лягушку схватил, взял на тарелку
и ее изрезал всю на кусоцки. Этой кровью и напоил больную,
и она в роде как ото сну пробудилась.
— Фу ты, — говорит, — что-то много мне во снях виделося.
Он отвечает:
— Да и все бы вам видеться, — все бы вы лежали, кабы не я.
Тут она, конешно, обрадовалась, поскольку узнала, что он
излечил. Вот тут обняла его, почеловала, а папаша уже заходит,
уже утро.
— Што, — говорит, — вы, Маша, встали?
— Да, — говорит, — встала.
— Очень я, — говорит, — рад. Так теперь, — говорит, —
Маша, надо ехать к венцю, коли он вас излецил, этот Иван.
— Да што уж, — говорит, — папаша, у нас не вино курить.
(По-нашему, — говорит, — не деньги занимать.)
И в тот же день была устроена свадьба. Вот и повенца-
лись они и живут во дворце. Он произвел, конешно, генералом
своего зятя. Она генерал теперь уже. Вот живут так с неделю.
Эта доцка уже справилась хорошо. Стала пить, есть, что хошь.
К этому генералу стала она ноцью беспокоить. Объясняется
значит:
— Што же вы, Иван? Я теперь уже выздоровела. (Думает,
што она больная была, так из-за этого.)
Этот Иван говорит:
— Што же, Маша, я и сама така, — говорит, — как и вы. Да
вот она и стала говорить:
— Как же это вы?
Этот Иван все ей и объяснил, как было дело.
— Так как же, — говорит, — теперь-то быть? Я сейчас, — говорит,
— папаше доложу.
Этот Иван говорит:
— А он мне ничего не зделает, што я с тобой, значит, повенчался?
— Нет, — говорит, — не беспокойся, он ищо доволен будет.
Я объясню, што тебя неволя заставила.
Вот она объяснилась папаше, и с тех пор они узнали друг
друга настояще. Вот этот Иван и вздумал поежжать в свое место,
где он раньше жил. И тут его наградил чярь чем мог. Он
очень стал богат — денег много, и отправился в свое место,
в свой город, — да чярь ему дал разрешение, что когда в свой
город приедет, то найдет этого старого мужа и расспросит
все, как происходило. И разрешение дал этого купця — товарища
его — расстрелять. Вот, значит, она приехала, розы-
скала хозяина, и он рассказал, как дело вышло. А она-то еще
генералом сейчас. Так теперь она собрала собрание — и на собрание
позвала этого купця. И вот этот самый генерал стал
расспрашивать:
— Давно ли вы забогатели, таки магазины завели?
Тот так гордо говорит:
— Да, — говорит, — разбогател я, конешно, не своим трудом.
(Он думает, што и на самом деле мущина, ведь.)
— А каким же вы трудом разбогатели?
— Да, — говорит, — я был бедняк, а у меня товарищ был
купец, он поженился на бедной, и его хозяйка была несправедливая,
а я с ей знаком был очень, и вот этот купець, значит,
пробил у меня все магазины. «Если ты сумеешь, — говорит. —
посколько знаком с ней, мое кольцо именно достать у моей
хозяйки, то все магазины ваши будут». А мне суметь полдела,
как я с ей знаком раньше был. Я в ту же ночь и достал.
Тогда этот генерал при собрании скидывает с себя всю
одежду дб-нага и вынимает левольвер.
— Ах, ты, — говорит, — подлая душа!
И наносит ему прямо в грудь — расстреляла, значит. Тогда
документ показал, что, значит, в праве. И все возвратилось обратно ей.
Они стали жить опеть со старым хозяином. А хозяин здесь
уже на собрании у ей приведен был.