Мой миф о Тропе. Тропа и ­ Христианство

Гость (не проверено) Втр, 02/15/2011 - 02:23


Автор Шевцов А.А.

  

16.08.2006 г.

20 октября 2005 г.

Очень сложный вопрос. И именно в силу того,
что у меня и у Тропы такого вопроса, как мне
кажется, не было никогда. Именно в силу этого
нападения на Тропу воинствующих христиан ставят
передо мной задачу, подобную описанной
Кэрроллом в «Алиса в Зазеркалье»: как
оправдываться, что не делал что-то, когда не только
не делал, но еще и не был там, где делалось?.. Я крещеный, выросший в семье, где бабушки были
ревностными христианками, деды — добродушно ленивы, а вот
родители стали комсомольцами и приняли естественнонаучное
мировоззрение. Естественно, я, как человек, учившийся на
историческом факультете университета в семидесятых советских
годах прошлого века, был воспитан Научным Атеизмом и большую
часть своей жизни нисколько не сомневался, что Маркс прав:
религия — опиум народов.
В силу этого, когда я начинал Тропу, я был увлечен и тем, что
давали старые мазыки, и возможностью раскрыть особые
способности, но в отношении Христианства — я однозначно
придерживался лишь Закона о свободе совести: на Тропе даже не
было принято спрашивать у людей, верующие ли они. Как вы
помните — это личное право гражданина, исповедовать любую
веру, и выпытывание из него признания в этом является
противозаконным.
Более того, единственное, что я могу вспомнить из той поры,
относительно Христианства, Ислама или Буддизма, как
официальные высказывания руководства Тропы — это спокойные
рекомендации тем, кто ощущает в этом потребность, — сходить в
Церковь или Мечеть и сделать все то, что требует душа. Особенно
это рекомендовалось, когда речь касалась родителей или предков,
которые были верующими людьми. В отношении действительного
вероисповедания никакого другого отношения к Христианству у
меня не было.
Да и сам я никогда не делал ни малейших попыток отречься
от крещения. Как и попыток исповедать христианство тоже.
Объясню: меня крестили в младенчестве, я этого не помню, и я
этого не принимал, как собственный выбор. Но это факт моей
личной истории и истории моих родителей и моего рода. Я не
могу отречься от своего крещения, потому что не могу отречься от
своего рода и той культуры, в которой мои предки жили
последнюю тысячу лет.
Но я был воспитан в научной среде, и исповедовал то, что
принял как свое мировоззрение — научный образ мира. Поэтому,
если я и служил на Тропе каким-то богам, это были боги Науки,
Исследования, и Эксперимента.
Вот мое исчерпывающее отношение к Православию, как к
вере. Оно же, насколько я могу судить об этом, было принято и
всеми преподавателями и работниками Тропы и соблюдалось все
годы, пока Тропа существовала.

Другое дело, как я относился к Христианству как к
сообществу и политической силе, для которой есть имя Церковь.
Как историк я предъявлял Церкви не мало претензий. Но они все
уже многократно были предъявлены ей в предыдущие эпохи.
Ничего особенного я не выдумывал, все есть во множестве
научных исследований истории Христианства, причем, многие из
них написаны собственными христианскими исследователями.
В сущности, это были даже не претензии, а вопросы: а суть их
сводилась к тому, что Церковь, утверждаясь на Руси и усиливаясь
век от веку, не гнушалась нарушать права человека. Начиная от
крещения Руси мечом и огнем, вырезания любого инакомыслия, и
кончая тем, что она пошла на сотрудничество с госбезопасностью
в советское время, а впоследствии как-то не слишком достойно, во
всяком случае, не достойней, чем сделали бы это политические
партии, прошла конфликт с Русской зарубежной церковью.
Если вы помните его суть: после революции, многие наши же
русские православные священники отказались сотрудничать с
пришедшей к власти сворой «сатанистов», и уехали из России. Но
продолжали вести службу за рубежом, осуждая тех церковных
иерархов, которые пошли на сотрудничество с властями. А когда
Советская власть пала, попытались вернуться, и получили
жесткий, даже жестокий отпор от правящей Церкви.

Это была политика. И это именно то, что мною не
принимается в современном русском православии: погоня за
мирскими ценностями, стяжание, служение власти земной, и
плохое качество издания православной литературы. Хуже наших
батюшек и их церковных издательств, книги не издает никто. Им
словно бы нет дела до того, есть ли у современного русского
человека возможность понять Христианство, им достаточно
тупого и слепого подчинения фанатичной толпы. А что же
думающие люди, они не нужны нашей Церкви? Или им нужны
только интриганы, думающие политическими категориями борьбы
за власть?
Я много пишу о русских православных мыслителях, и мы в
издательстве Тропа Троянова издаем и переиздаем православных
философов, начиная с Нила Сорского и Максима Грека, не говоря
уж о профессорах Духовных академий девятнадцатого века.
Поэтому я говорю со знанием дела: Церковь очень хороша во
всяческих ярких действах, способных поразить воображение
толпы, но недостаточно, на мой взгляд, озабочена и сохранением
собственного духовного богатства и передачей его русским людям.
Но ведь при этом это богатство было и есть, его просто надо
открыть для свободного доступа, сделать тем, чем русские люди
будут гордиться, читая вместо западных философий и спекуляций.
Как есть и множество находок, которые можно назвать
«христианскими психотехниками», да сделай наша Церковь их
предметом разговора, и половина русских последователей
Нью-Эйдж и думать бы забыла об иностранщине.
Но вместо этого мракобесы, объявляющие себя ревнителями
Православия, травят Нью-Эйдж и просто ищущих русских людей, а
не рассказывают о том, чем богата Русская Церковь…
Как-то странно расставлены акценты в общественной
политике нашей Церкви! Впрочем, это лишь мнение стороннего
наблюдателя, которое наверняка во многом ошибочно.

Вот то, что я говорил про Церковь на Тропе, и буду говорить,
не считая себя нисколько ее врагом. В сущности, все сказанное
мною, было сказано с любовью к истории и вере моих
собственных предков, и я всего лишь хочу понять себя и их через
тот духовный поиск, который они осуществили в Православии. И
просто через тот путь, который открыло Православие русскому
человеку.
Но Церковь постоянно избирает приобщать меня к этому
поиску силой, начиная с насильственного обращения в веру и
отбивания смелости сравнивать с другими учениями, и слишком
мало, как казалось моим наукообразным мозгам, занята
действительной передачей учения Христова и Отцов православия.
Я философ, а не политик, и мне бы хотелось, чтобы акценты были
расставлены наоборот: сначала духовное учительство, а уж потом
отношения с Властью и Государством… Но кто я такой, чтобы не
только хотеть, но еще и требовать этого?!
Последнее время я уж совсем перестал обращать внимание на
эту часть своих претензий: Церковь наша такова, какова есть, — она
одна из опор государства и той Власти, которая его возглавляет, и
это можно только принять. Возмущаться против того, что Церковь
избрала быть опорой власти земной, бессмысленно. Менять в этом
хоть что-то может только человек, принадлежащий даже не к
Православию, а именно к самой Церкви, то есть имеющий и права
и возможности. Я ни прав таких, ни возможностей не имею,
потому даже говорить об этом больше не намерен.

Но я имею право жить своей жизнью и по своей совести. И
если моя совесть не принимает некоторых поступков или выборов,
навязываемых мне, Церковью или ее не очень умными
ревнителями, я выбираю жить не по их требованиям, а по своей
совести и по Закону о свободе совести.

Вот и всё мое официальное отношение к Православию,
которое правило на Тропе, и принято сейчас в Академии
самопознания.
Суть его в том, что мы имеем право на любые исследования,
которые не оскорбляют чувств верующих людей, но мы не
религиозная конфессия, а исследовательское заведение, которое к
делам веры не имеет никакого отношения. Однако нам очень бы
хотелось, чтобы философское и психологическое наследие
русского Православия шире пропагандировалось, и ни в коем
случае не было утеряно. Но, поскольку мы — лишь исследователи, —
мы не говорим о православной вере, а пытаемся способствовать
сохранению того наследия, которое можно назвать православной
философией и психологией.
И никаким охамевшим защитникам политического
Православия навязывать мне свои средневековые взгляды о том,
как ходить в христианской парандже и не сметь жить своим умом,
не удастся. Повторяю, мы не говорим и не судим о Православии,
как о вере. На это имеет право только Русская Православная
церковь. Но мы имеем общие законные права исследовать
Христианство, как общественное, культурное и историческое
явление. В точности так же, как Церковь не имеет права травить
нас и обзывать деструктивной сектой, но имеет право исследовать
нас, как общественное, культурное и историческое явление.
В этом смысле мы равны перед законом, доколе мы живем в
светском, демократическом государстве.

Но теперь я бы хотел высказать не официальное мнение, не
мнение руководителя учреждения, которое будет отстаивать свои
права, и, в первую очередь, право на экономическую деятельность,
связанную с разговором о русской народной культуре, чему и
оказывается противодействие со стороны черносотенных
ревнителей тоталитарной идеологии.
Я хочу высказать мнение исследователя, — историка и
психолога одновременно.
Тогда, когда я вел Тропу, я нисколько не сомневался в своем
праве русского человека выставлять счет Церкви за то, что она
крестила Русь насильно, что она душила свободомыслие, что она
рвалась к власти и стяжанию. Уже один факт насильственного
крещения славян, финнов и других народов, слившихся в ту
общность, что сейчас зовется русским народом, мог сделать меня
язычником и борцом за справедливость от лица той веры, что
была при этом уничтожена.
И я ведь до сих пор считаю, что Русская народная вера,
презрительно именуемая «язычеством», была прекрасна и никак не
заслуживала уничтожения. Мы вполне могли бы принять
Христианство так, как японцы приняли Буддизм — никак не в
ущерб своей собственной вере, наоборот, так, чтобы усиливаться, а
не слабнуть. Все это очень оправданно для историка…
Но вот я смотрю на самого себя прошлого из сегодняшнего
дня. Смотрю уже как психолог и замечаю одну странность: что-то
уж очень я похож на обиженного ребенка, которого бабушка
обделила любовью… Если она другого внука любит больше, то я
имею право на нее обидеться до конца дней своих!
И я проделываю над собой такой психологический
эксперимент: я пытаюсь привести все возражения на мои
собственные обиды, как если бы их делал защитник Христианства,
и проверить их на разумность.

Да, Христианизация шла насильственно. Но это было тысячу
лет назад, и это соответствовало состоянию сознания той
общности, которая тогда захватила власть над всей Европой и
Ближней Азией. Можно сказать, что это соответствовало
греко-римской культуре, которая была жестока, подла и продажна
на протяжении всей обозримой истории. Вспомнить хотя бы
подлейший поход против Трои, с которого мы и помним себя, как
европейцев.
Это же состояние сознания было свойственно и германцам во
всех их многочисленных коленах…
Правда, Буддизм побеждал мыслью, а не мечом, и правда то,
что славяне не насаждали свою веру силой, как не насаждали
финны, да и тюрки, кстати сказать, пока не стали мусульманами.
Правда, тюрки при этом завоевывали другие народы, а славяне и
финны предпочитали расселяться по землям мирно…
Но факт исторический и биологический, что в этом мире
существуют разные существа и среди сообществ людей. И если те,
что по природе своей миролюбивы, не в состоянии защищать себя,
они гибнут. Это биологический подход, но он существует, и его
нельзя отменить просто возмущением.
Русская народная вера оказалась не в состоянии
противостоять христианизации не только потому, что она была
слабей, как мировоззрение, но и потому, что она не была в
состоянии управлять большими сообществами, которые
складывались в мире тысячу лет назад.
В общем, это данность — период складывания
государственности потребовал соответствующих новым
сущностям идеологий или мировоззрений. И Христианство
подошло для этих задач зарождающегося русского государства
лучше всех остальных вер.
И это не просто исторический факт, это факт моей
психологии!
О чем я? Да о том, что я не случайно воплотился именно в
этой стране, я не случайно ощущаю себя русским и хочу жить
именно здесь. Мне все подходит здесь, мне здесь хорошо, моя
душа живет Россией. И я очень бы не хотел, как говорится в том
анекдоте, оказаться живущим на Китайско-Финской границе!
А раз я этого не хочу, я должен признать, что большая и
сильная Россия необходима для того, чтобы было место, где хочет
жить моя душа. Это психология, наука о душе. А как историк я
могу только признать: в таком случае христианизация Руси была
тем, что обеспечило мне возможность жить именно в тех
условиях, в которых я хотел. Ибо как историк я знаю: именно
постоянное стремление Православия уменьшить всяческую
феодальную и политическую раздробленность Руси и объединить
тех, кто хочет разбежаться, создали то Государство, что мы имеем.
И у Государства нашего, и у Церкви есть свои недостатки. И
мы все постоянно ими недовольны. Но наше недовольство
почему-то по преимуществу выражается в тявкании и бросании
грязью издалека. И это значит, что мы и хотим не изменить их в
действительности, а лишь иметь право безнаказанно тявкать на
всех, кто больше нас.
Но Государство и Церковь что-то делают. Они, быть может,
во многом, очень во многом, не правы, но они работают, и работа
их выражается в том, что уже много веков называется собиранием
и строительством Земли Русской…

Вот мое неофициальное мнение.
И когда я начинаю рассматривать все прочие свои претензии
к Церкви, я обнаруживаю возможность для ее философского
оправдания и в них. Вот я писал о ее жестком отношении к
Зарубежной церкви. И ведь я, вроде бы прав, однако…
За обеими Церквями есть своя правда и свои ошибки. Уехав,
зарубежники выжили, но бросили паству, а оставшиеся,
поддерживали ее в самые трудные времена, но при этом
вынуждены были сотрудничать с государством, которое
уничтожило Великую Империю, и были поражены гнилью
настолько, что на ведущих постах Церкви перед развалом Союза
оказались крупные чины КГБ, как писала пресса.
Кто прав? Кто виноват? Как жить дальше: вместе и в любви,
или же деля места и кормушки? Я не знаю, но я наблюдал, как
проходил этот конфликт, не по публикациям. Один из моих
знакомых оказался в попах, а потом перешел в Зарубежную
церковь, и выяснилось, что ее представитель находится совсем
рядом — в Суздале. То, как официальная Церковь не давала им
разворачивать свое служение здесь — возможно, и оправданно, но
это делалось именно так, как госпожа Чанышева уничтожала
Тропу, объявив о своем праве быть пристрастной.
Но сейчас встает вопрос о сильной, возрождающейся России,
и я вспоминаю те личности, которые боролись тогда. Я плохо
знаю тех, кто противостоял зарубежникам, но того попика, что
пытался открыть в моем городе приход Зарубежной церкви, я знал
лично. И он был человеком не слишком высоких нравственных
качеств, и далеко не умен…
Возможно, остальные были другими, но я точно знаю, что
мой попик предал Русскую Православную церковь, сбежав к
зарубежникам, потому что там ему сразу предложили приход. Но
как только со стороны РПЦ пошло жесткое противодействие, он
тут же струсил и отказался от борьбы, а вскоре предал и
Зарубежную церковь… И мне понятно, почему этого прихода так
и нет: он был предметом спора не о вере, а о карьере.
И у меня возникает вопрос: а те, кто сбежал из России тогда,
в двадцатых, они, случайно, не струсили точно так же? Не предали
ли они? Не испугались ли пойти на муки и смерть во имя своей
веры, как это было во времена Рима? А если так, можно ли им
доверять сейчас?
Ведь тех, кто уехал, но не по своей воле, и оставался верен
России, как Иван Ильин, и не рвался впоследствии к дележке
какого-то пирога, сама наша Церковь возвращает обратно вместе с
их учениями…
Думаю, что я не вправе выносить свои суждения о том, что
Церковь наша неправа в этом деле, просто потому, что не обладаю
полнотой информации, но я точно знаю, что люди в Зарубежной
церкви, кто думает не о политике, а о вере, не будут обижены
просто потому, что у них никто не отбирает права на веру и
служение. Если быть последовательным, то зачем христианину
захватывать новые земли и приходы, если никто не мешает ему
отправлять свою службу?

Вот так в этом исследовании я опровергаю почти все свои
детские обиды на нашу Церковь. Почти все. Единственное, что
остается мне непонятным и не принимается мною — это жесткая
веронетерпимость Церкви. Допускаю, что два тысячелетия назад,
когда возникала новая вера, вырастая в борьбе с Иудаизмом, как
верой, и Римом, как Государством, она не могла выжить, не стань
она им в каком-то смысле равна: и по упорству и по жестокости.
Но времена изменились. И государство наше прямо заявляет: все
веры равны перед законом. Поэтому я не вижу оправдания тому,
что от лица Русской православной церкви травятся и
уничтожаются другие вероисповедания. И особенно мне
непонятна ненависть ревнителей Христианства к старой русской
вере, презрительно именуемой ими язычеством.
На мой взгляд, как из иностранных школ мы могли бы брать
лучшее, полезное для России, так и собственную историю и
культуру стоило бы сделать предметом гордости и источником
богатства. Вся травля «русского язычества», которая сейчас
ведется, на мой взгляд, постыдна, и есть лишь признак нечистой
совести тех, кто предал однажды. Ведь это Христианство пришло
в чужой дом и вырезало хозяев, а не наоборот…
Какое-то уважение к обычаям покоренного народа стоило бы
и иметь. Или же черносотенные недоумки ненавидят Русскую веру
только за то, что она не хочет помирать, сколько ее не душат?
Даже если мы подойдем к этому по-христиански, есть ли
оправдание ненависти и где любовь, справедливость, и не пора ли
призвать «милость к падшим», ведь попытки возрождать Старую
русскую веру делаются отнюдь не врагами России!
Хотя, сумасшедших и фанатиков хватает везде… Меня,
кстати, тоже временами подтравливают наши обезумевшие
«язычники»… Я расскажу об этом в следующей главе.

Впрочем, если возвращаться к разговору о Тропе, сама
Православная Церковь никогда не травила Тропу, а
необоснованные и бездоказательные высказывания вроде тех, что
делала Чанышева или Антисектантский Центр из Новосибирска,
принадлежат личностям, в гордыне своей посягнувшим на то,
чтобы присвоить себе право говорить от имени всей Церкви.
За все подобные высказывания мы потребуем ответа. И если
высказывания эти верны, а мы причинили вред Православной
церкви, мы покаемся и исправимся. А если же эти люди
оклеветали нас от имени Церкви, мы добьемся того, чтобы они
были подвергнуты Церковному суду.
Мы не будем жаловаться на них суду светскому, ни, тем
более, какому-нибудь зарубежному судилищу по правам человека,
 — это было бы не по-русски, но мы затребуем от самой Русской
Православной Церкви справедливого решения нашей обиды. И я
нисколько не сомневаюсь, что получим его, просто потому, что в
действительности нас просто и грязно оклеветали. Но грязно
клеветать от лица Русской Православной церкви, значит порочить
и грязнить ее же…
Кстати, Церковь понимает очищение, в первую очередь,
именно как очищение самой себя. «Православный богословский
энциклопедический словарь» в 1912 году так прямо и определял
это понятие:
«Очищение — термин церковного права, служащий для
обозначения совокупности мер, принимаемых властью для
„очищения“, то есть освобождения церковной иерархии от
вредных элементов». Если кто-то из людей Церкви, использует ее
для достижения личных целей, Церковь очищается.
Мы сейчас последовательно снимем все наветы, которые
были сделаны на Тропу, а потом, когда не останется ни одного не
разоблаченного клеветника, мы обратимся к нашей Церкви с
вопросом: на основании какой экспертной оценки было вынесено
одним из ее чиновников решение объявить движение «Тропа
Троянова» деструктивной сектой. И если ни экспертизы не
проводилось, ни изучения Тропы не велось, не была ли Русская
Православная Церковь введена в заблуждение недобросовестным
человеком, который подсунул ей ложь в своих личных целях?
Любопытно мне, как поступит наша Церковь с теми, кто
намеренно использует ложь, чтобы пользоваться ее силой?

И вот у меня вопрос: так кто же действительный враг
Православия — те, кто, прокравшись в Церковь как тати в нощи,
присвоили себя право прикрываться ее именем и творить свои
делишки, или же мы? Просто посмотрите по делам, сколько
можно верить не тому, кто молчит и делает, а тому, кто громче
кричит и топчет всех вокруг, как это было сделано русским
обычаем во времена партийного карьеризма?!
По делам, по делам их узнаете их…

А. Шевцов

Последнее обновление ( 16.08.2006 г. )